Голос из толпы. Дневниковые записи - [20]

Шрифт
Интервал

Утром на факультете, говорят, было что-то ужасное: все слонялись по углам, все были чернее ночи и плакали. Повсюду – пришибленные группы… А комсомольское бюро уже работало: товарищи, в Москву ехать запрещено. Без паники, товарищи!

Когда я пришел на факультет, первый человек, которого я встретил еще в вестибюле, была Нина. Я посмотрел на нее. Не знаю, вспомнился ли мне тот вечер, те 10 часов, когда мы сидели вместе? То ли потому, что это был самый родной мне человек, или по другой причине, но на глаза навернулись слезы. Я быстро прошел мимо, сжимая губы. Ни слова о случившемся, но оно, это слово, везде вокруг. Тошно. Еле удержал слезы. А Нина – ничего, шустрая. Потом – Витька. Сидит, словно пьяный, вид убитый, а глаза влажные, медленные.

Там – Кошкин, Саранцев…

Занятия…

Обстановка в группе никудышная. И не только оттого, что такой день. Саранцев, рассорившись с Вадимом, бродил один по коридору вдали от нас. Короб, Леха, Герваш уехали в Москву.

После занятий мы с Витькой дернули на Московский вокзал. Достали билеты на 6.55 и разъехались по домам, чтобы, поспав часа четыре, завтра утром встретиться на площади.


7‐е, суббота. Ранним утром еду на вокзал. Приехал на площадь Восстания. Запоминающаяся обстановка: утро малолюдное, черное. Над площадью звучат сообщения по радио о преобразованиях. Все сказочно необыкновенно, величественно, торжественно, грозно от ощущения серьезности того, что сейчас происходит в стране и здесь, на площади перед Московским вокзалом. Витька с Ниной не приехали.

Уехал один.

Поезд пришел в столицу в 10 часов вечера.

Я совершенно не знал Москвы. Толпа приехавших вынесла меня с поезда в метро, из метро – на какую-то площадь, запруженную несметным числом людей. Все стояли и как будто чего-то ждали. Что делать? В темени надвигающейся ночи я разглядел двух девушек. Вот оно – спасение. Побоку стеснительность! Знакомлюсь.

Какая это была ночь! Ночь на московских задворках, в «борьбе» с милицией, солдатами и машинами.

Девчата вели меня московскими дворами. Да не просто дворами, а и по крышам сараев. Мы прыгали с одной крыши на другую, пока не оказались рядом с Домом Советов51. Улицу перегородили машины, солдаты. Пока двери Дома Советов были закрыты, солдаты поместили девушек и меня с ними в парадный подъезд большого каменного здания, в котором и сами коротали ночное время. А ранним утром сквозь строй машин пропустили нас почти к самым дверям Дома Советов, где очередь стояла жидкой цепочкой вдоль стены здания.

В 9.10 в воскресенье 8 марта я уехал из Москвы.

Приехал в Ленинград в седьмом часу утра 9 марта, в понедельник (добирался «зайцем» на электричках).


9‐е, понедельник. Сегодня хоронят Сталина, и – не как в тот день, 6 марта – чувствуется: люди скорбят по нему.

Увидела кондукторша пьяного:

– В такой день, когда у всех горе, нализался!

– А я с горя.

Все равно высадила его из трамвая.

Газеты целиком Сталину посвящены, на радио – одна лишь траурная музыка…

А в Ленинграде не как в Москве – весна идет, все тает, на улицах стоят огромные лужи, тепло.


14‐е, суббота. После занятий в университете мы с Ниной приехали в общежитие. Узнал в 24‐й комнате о тяжелой болезни Клемента Готвальда. Вот тебе на: начали выходить из строя руководители нашего мирного лагеря!

Мы с Ниной – на привычном подоконнике.

Около двух часов ночи вдруг услышал траурную музыку – такую, как неделю назад… Готвальд умер, мелькнуло у меня в уме. А потом сорвалось и с языка.

– Не каркай! – оборвала меня Нина и потемнела в лице.

Я и сам не верил, чтоб Готвальд умер именно сейчас, когда мы опять на шестом этаже.


15‐е, воскресенье. Первым, что я услышал сегодня, проснувшись в 18‐й комнате на койке ее отсутствующего хозяина, было то, как Баскаков сказал: «Умер Готвальд». Сердце екнуло, вспомнилось: два часа ночи, траурная музыка. И еще – что и Сталин умер тогда же, когда мы с Ниной сидели на шестом этаже.

А день сегодня впервые по-весеннему солнечный. На Невском (я к 12 часам поехал играть в шахматы с историками) скопище народу. Все, как мухи, выползли на солнце – и ширины тротуаров не хватает. Народ кишмя кишит.


В 12 часов ночи передавали сообщение о 4‐й сессии Верховного Совета. Много нового.


8‐е, среда. После военных занятий пришли на факультет. Сегодня утром умер профессор Копержинский. Ну и год выдался! За два с половиной месяца: Державин, Сталин, Готвальд, Копержинский (наш преподаватель).

Сбор денег на венок. Собрание в славянском кабинете при огромном стечении славистов.

На уличных газетных стендах – снимки, статьи, посвященные Сталину, Готвальду: гроб с телом… Времена!


23‐е, понедельник. Купил фотопленку. Раньше ее делали дрянно. А теперь и наши стали делать под немцев, наконец-то! Скопировали, и хорошо получилось.


4 апреля, суббота. Феноменальное известие! Врачей-сионистов оправдали52. Оказывается, арестовали их ошибочно, чуть ли не под пытками заставили признаться в том, чего они не совершали. Работников МВД – к ответственности! Буржуазные газеты оказались правы, крича, что большевики несут вздор, травят евреев. Событие международного масштаба!

У газетных стендов – народ. Собираются небольшими группами. «Что за вредительство?! Шантаж», – говорят, стоя у газет, качают головами.


Рекомендуем почитать
Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек

Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.


Саддам Хусейн

В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.


Намык Кемаль

Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.


Тирадентис

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Почти дневник

В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.


Балерины

Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.