Голос - [12]

Плечистый великан Глеб молча, внимательно слушал, раскачиваясь на стуле. У него были большие ладони и массивная голова с пышной копной светлых кудрей. Стул то вставал на дыбы, то с металлическим стуком опускался на ковер.

Рядом с Глебом Анечка казалась крошечной. Ее короткие, выкрашенные в черный цвет волосы стояли торчком, а сережки в виде зеленых перьев почти касались плеч. На ней были черные туфли на шпильке – наверное, она отчаянно хотела казаться выше.

Напротив в позе мыслителя сидел худосочный и безнадежно сутулый парень. Видимо, Стас. Под растянутой серой кофтой вдоль спины жутковато, как у стегозавра, выпирали позвонки. Лицо его не показалось мне красивым – острый подбородок и наэлектризованные темные волосы делали его похожим на Винсента из мультика Тима Бертона. На шее, чуть ниже уха, была свежая татуировка: плавные линии, словно нанесенные перьевой ручкой, чернели на бледной, слегка покрасневшей коже. Ворон с раскрытым клювом сидел на тонкой голой ветке, склоненной к сильно выступавшей ключице. Когда Стас расправлял плечи, черная птица как будто вышагивала по ветке.

Девушку с длинными каштановыми волосами я тоже уже встречала в библиотеке, только не знала, как ее зовут. Ее твердый, не терпящий возражений голос совсем не подходил красивому нежному лицу. В готических романах такие девушки в одиночестве бродят по вересковым пустошам. Она громко и яростно спорила со Стасом.

Я стояла, заслоненная книжным шкафом, и слушала.

– Да при чем тут этические нормы?! Кто их определяет? Каждый должен сам выбирать, жить или умереть. Это со стороны легко рассуждать, а ты представь, что у тебя ужасная неизлечимая болезнь или врожденное уродство! Это не жизнь, а сплошные страдания. Жестоко заставлять человека так жить. Усыпляют ведь животных, чтобы не мучились!

– Ну, во-первых, Яна, существует клятва Гиппократа, которая элементарно запрещает врачу убивать пациента, даже если его очень попросят, – сказал Стас. Голос у него был приятный, но не без сарказма. – Врачи должны спасать жизни, а не отнимать. Все проблемы человечества начинаются тогда, когда государство законодательно обязывает одних людей убивать других.

– Никого убивать не надо. Больные могут сами сделать себе инъекцию! Доктор Кеворкян[6] специально для этого изобрел прибор!

– А что, отличная профессия – доктор Смерть, – отозвался Стас. – Кандидаты будут в очередь выстраиваться – медики какие-нибудь неудавшиеся, патологоанатомы, некроманты всякие, потенциальные маньяки. Убивать – это тебе не лечить. Есть же в тюрьмах офицеры, которые приводят в исполнение смертную казнь. Еще и неплохо зарабатывают, наверное.

– Всегда б-были палачи, – вставил Глеб.

Голос его, густой и сильный, как будто вздрогнул от страха. Не верилось, что обладатель таких плеч – впору валуны таскать! – может заикаться.

– И неплохая лазейка для убийц, – усмехнулся Стас. – Вот возьмем любого больного человека. У него как у всех – семья, друзья, враги. Может, какой-то бизнес или квартира, счет в банке, да хоть коллекция монет, не суть. Всегда найдется кто-то, кто не прочь все это прикарманить. Даже если у нашего пациента ничего за душой нет, кто-нибудь обязательно пожелает ему смерти. Согласитесь, в девяноста девяти случаях из ста больной человек – обуза для родственников.

– А представляешь, каково больному осознавать, что он для всех обуза? – сказала Анечка.

– У человека должна быть возможность уйти с достоинством и не мучить ни себя, ни других! – заявила Яна.

– Ну вот легализуют эвтаназию, и где гарантия, что этим не воспользуются предприимчивые родственники, друзья и прочие доброжелатели? Что стоит заставить слабого, накачанного лекарствами человека подписать бумажку типа «умру по собственному желанию»? Короче, не надо давать людям лишнюю возможность проявить свою подлую натуру.

– Что-то ты невысокого мнения о людях, – процедила Яна.

– А ты меня сегодня что-то недолюбливаешь, – засмеялся Стас. – Но ты права, все люди, о которых я высокого мнения, уже умерли.

– Приятно слышать, – хмыкнула Анечка.

– Да ладно, вы же понимаете, о чем я. Воннегут хорошо придумал – побыть репортером с того света. Я бы тоже не отказался[7]. Жаль только, нет загробного интервью с Фрейдом, я бы с ним обязательно поболтал. Кстати, Ян, ты будешь рада узнать, что Фрейд умер от эвтаназии. У него шестнадцать лет был рак гортани.

Яна захлебнулась торжеством:

– Вот! Даже твой любимый Фрейд!

– Да, я и сам от него не ожидал. Старик столько сил бросил на то, чтобы сбежать от фашистов в Англию. Как будто еще пожить собирался. А через год на́ тебе – эвтаназия. Как знать, может, он тоже кому-то помешал?

– Ну ладно, хватит на сегодня эвтаназии, – вмешалась Анечка. – Она в тексте только для того, чтобы Воннегут мог увидеться со всеми интересующими его покойниками.

– Мои фавориты – Азимов, Гитлер и убийца Мартина Лютера Кинга, – объявил Стас.

– А м-мой – с-с-старик, который у-умер, с-спасая собаку, – поделился Глеб.

Предложения давались ему с трудом, слова то и дело разрывались надвое. Было в его речи что-то неестественное, механическое, словно неисправный робот пытался объяснить что-то важное. И как остальные сдерживались, чтобы не закончить за него фразу?