Голодное пламя - [25]

– А я говорю – тебе можно, – настаивает Виктория. – Это ведь и мой бассейн тоже. Я могу принимать решения, и я говорю – тебе можно.

С триумфальной улыбкой, словно ее в мгновение ока причислили к элите, девочка преувеличенно осторожно опускает руку в бассейн. Поводит в воде рукой, выпускает таблетку и следит взглядом, как та медленно опускается на дно. Вытаскивает мокрую руку, смотрит на пальцы.

– Понравилось в воде? – спрашивает Виктория и получает в ответ неуверенный кивок. – Искупаемся, пока он не пришел? – предлагает она.

Девочка колеблется, потом трясет головой, объясняя, что ей нельзя. Виктория все еще с трудом понимает ее речь – смесь английского с каким-то диалектом.

– Я тебе разрешаю, – говорит она, бросая взгляд на дом и начиная раздеваться. – Плюнь на них. Мы услышим, когда они закончат.

Она ныряет в бассейн и проплывает под водой две дорожки.

Здесь, внизу, она чувствует себя в безопасности, почти касается дна животом, выдыхает воздух из легких, позволяет телу опуститься.

Виктория представляет себе, что находится внутри водолазного колокола, перевернутого чугунного стакана, который опускают в воду и ставят на дно. Внутри него надежный воздушный карман, в котором можно дышать и который вмещает только ее дыхание.

Она медленно переворачивается над дном, наслаждаясь давлением на барабанные перепонки.

Вода между ней и верхним миром образует плотный защитный слой.

Когда кислород начинает заканчиваться, она плывет дальше. Приближаясь к кромке бассейна, она видит, что девочка сунула ноги в воду. Виктория выныривает рядом с ней, в ослепительное солнце. Девочка сидит на лесенке бассейна и улыбается, освещенная солнцем сзади.

– Like fish[12], – говорит она Виктории.

Та смеется в ответ.

– Прыгай и ты тоже. Скажем, что я тебя заставила. – Она отталкивается ногами от бортика и плюхается на спину. – Давай!

Девочка спускается еще на одну ступеньку, но, кажется, не собирается лезть в воду.

– Cannot swim[13], – с виноватым видом сообщает она.

Виктория разворачивается и плывет назад, к лесенке.

– Не умеешь плавать? Тогда я тебя научу.

Вскоре ей удается уговорить девочку, но та отказывается купаться в трусах и лифчике, как Виктория.

– Сандалии в любом случае придется снять. Можешь натянуть вот это. – Она протягивает девочке тонкую рубашку, в которой до купания была сама.

Пока девочка переодевается, Виктория успевает заметить на ней несколько больших синяков – на животе и пояснице. На нее накатывают странные чувства.

Сначала гнев от того, что он сделал, потом – облегчение от того, что избили не ее.

Потом в сердце вползает стыд вместе с новым чувством, которое Виктории еще не случалось переживать. Ей стыдно, что она – дочь своего отца, но в то же время в ней зарождается нечто, отчего у нее пропадает желание учить девочку плавать.

Она смотрит на тощую фигурку. Девочка, улыбаясь, стоит на бортике бассейна в рубахе, которая ей слишком велика. В ее собственной рубахе с яркой эмблемой сигтунской гимназии.

Ей вдруг становится отвратительно, что девочка носит ее одежду, что она уже спускается в воду с той стороны, где бассейн мелкий. Виктория пытается понять, что же он увидел в этой девочке. Она красивая и неиспорченная, она моложе и, вероятно, не возражает ему, как начала делать Виктория.

«Да с какой стати ты возомнила, что можешь занять мое место?» – думает Виктория.

Теперь девочка двигается более уверенно, вода быстро доходит ей до груди, просторная рубаха плывет по поверхности бассейна. Девочка смущенно смеется и напрасно пытается прикрыться, одернуть рубашку.

– Иди сюда. – Виктория хочет, чтобы ее голос звучал приветливо, но сама слышит, что ее слова звучат скорее как приказ.

В голове всплывает воспоминание. Маленький мальчик, которого она любила, но который покинул ее, а потом утонул. Как все может быть просто, думает она.

– Ложись на воду животом, а я подержу тебя снизу. – Виктория становится рядом с девочкой, та колеблется. – Вот так, не трусь. Я держу тебя.

Девочка осторожно скользит в воде.

В объятиях Виктории она чувствует детскую легкость.

Девочка поводит в воде руками и ногами, как учит Виктория, но когда та отпускает ее, начинает барахтаться, вместо того чтобы плыть. С каждым всплеском Виктория раздражается все сильнее, однако берет себя в руки и медленно увлекает девочку на глубину.

Здесь она не достанет до дна, думает Виктория. Сама она держится на поверхности, по-лягушачьи двигая ногами.

И перестает поддерживать девочку.

Квартал Крунуберг

– Sihtunum i Diaspora? Это что? – Хуртиг вопросительно посмотрел на Жанетт.

– Древнее название Сигтуны плюс «жизнь в изгнании» по-древнегречески. В общем, название означает «Сигтуна в изгнании» и является фондом, жертвователи которого – те, кто когда-то жил в Сигтуне, а потом переехал. А в целом название, кажется, указывает на связь членов фонда с тамошней школой-интернатом.

– Школа-интернат? Та, в которую ходил Ян Гийу?

– Нет, не та. Это старая королевская школа. Гуманитарное учебное заведение Сигтуны – самая крупная и известная школа-интернат. В нее ходили Улоф Пальме, Повель Рамель, Петер и Маркус Валленберги… Знакомые имена? – Жанетт усмехнулась, и Хуртиг улыбнулся в ответ.