Голод Рехи - [194]

Бедняжку Инде и правда таскали, как ручного зверька, показывая на каждой улице, даже снаряжали отряд в ближайшие поселения. Говорили, мол, истинный Страж явился, пора всем собраться вокруг него. Может, и явился. Может, и умел когда-то что-то… Но больше никакие линии не подчинялись, потому что Рехи не верил в свою силу. Ему теперь все казалось игрой Саата, даже исцеления. Если не Саата, так Митрия. К тому же он не видел смысла исцелять приведенных на убой доверчивых трусов, верящих, что мифический Страж разом решит все их проблемы. И он бездействовал, сидя прикованным к трону.

Потом его выпроваживали обратно в зал и давали немного свежей крови. Он пил жадно, но очередного прислужника быстро уводили. Его намеренно держали впроголодь, чтобы не оставалось сил на побег. Но Рехи привык бороться и в состоянии большего истощения.

Ночью он все-таки подошел к двери и тихонько выскользнул в коридор. Стражница спала, ведь телам — даже без мозгов — требовался отдых. Рехи твердил себе: «Действовать! Надо действовать! Я не хочу быть приманкой! Действовать!»

Он сжимал кулаки, ощупью двигаясь по замку, осторожно переступая по каменным плитам, чтобы не нарушить неестественно спокойную тишину. Собственное дыхание представлялось слишком громким.

Тишина давила, расплескавшись по залам и коридорам, как жаркая лава. Духота мешалась с холодом, поднимавшимся из трещин между плитами. Пустынному эльфу повезло видеть ясно во мраке, иначе он бы уже несколько раз провалился в проломы разрушенного дворца. Он нашел знакомую нишу в стене, завешенную истлевшим гобеленом. Изображения на нем не различались в темноте, сливались очертаниями и запахом пыли.

Рехи вытянул руку и отодвинул завесу. Он помнил, как Санара дернула его в неизвестность отсыревших стен и как вывела из мрака на свет посреди темноты сырой пещеры — там сияли белые линии. Там ждали Лойэ и Натт. Родные. Милые его. Убежавшие, оторванные из-за его жажды славы.

«Меня вроде не видели, не видели!» — убеждал себя Рехи, но не верил себе. И правильно не верил: он шел к акведуку, но наткнулся на глухую стену. Подушечки пальцев онемели, когда наткнулись на острую преграду из камней, оплетенных сетью черных линий. Знакомое и злое колдовство. Он видел его сотни раз и управлял им сам, вернее, ему позволяли управлять.

— Проклятье!

Глаза защипали слезы обиды и бессилия. В горле застрял крик. Рехи ударил по плитам, перекрывшим последний путь к спасенью.

— Ну за что?! — скулил он, царапая и пиная завал на месте старого акведука. Он приникал лицом к камням и словно слышал голоса, идущие с другой стороны. И ужасался, что там, в пещере, замуровали людей сопротивления, но тут же одергивал себя, воскрешая в памяти картину, увиденную со стены. Лойэ и Санара вывели всех, наверняка вывели и спаслись. Хотя неусыпно охраняемую Инде им пришлось оставить, и его, Рехи, тоже принесли в жертву во имя спасения малознакомого ему отряда. Значит, так и предполагалось, значит, так нужно. Наверняка в сердце Лойэ тоже ныне тлела скорбь. Главное, чтоб это сердце билось.

— Зря стоишь. Там нет никого, — донесся из-за спины слащавый мерзкий голос.

— Я думал, ты сейчас поедаешь трупы. Или тешишься с очередным жрецом, — фыркнул Рехи. Саат и правда предпочитал юношей, часть из которых после нескольких ночей вешал на стену для съеденья.

— Решил посмотреть на свою великую глупость? Правда думал, что кто-то тебя отпустит? — торжествующе рассмеялся в ответ верховный жрец.

— Не думал. Делал. Я вообще редко думаю, — соврал Рехи, пряча искаженное невыразимой горечью лицо. В последнее время он думал даже слишком часто. О многом, обо всем. И как-то по-новому, как раньше не умел.

— Глупый-глупый отряд глупцов, — рассмеялся Саат, но уголки его губ не приподнялись. Звенящий высокий звук шел как будто из колодца, подобно эху, из-за маски красивого лица.

— Почему ты все-таки отпустил их? — сдавленно поинтересовался Рехи, раз уж представился такой невеселый случай. Глупо он надеялся на возможность сбежать, его вновь вели, делая вид, будто «символ» еще свободен. С ним зловеще играли, как с лучшей добычей.

— Они собрали всех, кто сомневался во мне, всех, кто не желал принять меня. Но… отпустил? — Саат вновь рассмеялся. — Нет-нет, я не отпускал. Я послал за ними отряд.

Рехи похолодел. В нем окончательно смерзлась и без того ледяная кровь, холод свернулся кольцом вокруг занемевшего сердца. Замерло все, голос вырывался предсмертным хрипом, но Рехи все же спросил:

— И где же твои воины? Ну, те, которые вышли за отрядом…

Еще хватало силы залихватски дернуть плечами в небрежном жесте неповиновения. Еще разбитая улыбка бесстрашно искажала губы. Саат же свою потерял. Лицо его вытянулось, злобно щелкнули жвала. Но он немедленно заковал себя в броню невозмутимости, смахивая несуществующую пыль с плеча и пресно отвечая:

— На обратном пути столкнулись с ящерами. Досадная мелочь. Такая трата истинной пищи.

— И что с отрядом мятежников? — спросил упрямо Рехи, подаваясь вперед.

— Не надейся. Уничтожен, — отрезал Саат и, развернувшись, ушел. Он щелкнул пальцами, и явились солдаты с алебардами.