Голод Рехи - [115]

— Отпусти! Дай умереть! — взмолился Ларт, застывая на песке.

— Ну уж нет!

Что-то щелкнуло в груди, болезненно защемило, на миг перехватило дыхание. Последний ответ вышел не злорадным, а каким-то испуганным, протестующим. «Кровяная туша» не заставила бы сомневаться в верности своих жестоких методов, которым тоже научил сам Ларт! Только ими же теперь Рехи надеялся отвратить его от неминуемой гибели, даже и связанного. Но пленник этого не понимал. Пока не понимал. А как объяснить и вразумить, чтобы не метался и не сбегал, Рехи не придумал.

— Успокоился?

— Да, — выдохнул Ларт. Рехи отпустил его руки и волосы, но коленями все еще давил на спину. Пленник тяжело переводил дыхание и отплевывал мелкий сор.

— Я отведу тебя к горам, если я проводник — наконец предложил он. — Дальше-то отпустишь?

Рехи немного успокоился, даже обрадовался, что нащупал нить разговора.

— Посмотрим, — уклончиво отозвался он. Но Ларта такой ответ не устроил, он снова вскинулся:

— К трехногим тебя, Рехи, только не в Последний Бастион. Я туда не вернусь. Меня там убьют! Они уже пытались как-то раз разрушить деревню. Говорят, мол, мы — уроды, мол, мы — порождения черных линий мира. И тут я узнал, что ты видишь линии. Что мне думать?

Пленник попытался скинуть с себя груз и устремиться дальше в неизвестность. Но Рехи отвесил ему пару тумаков, спокойно и твердо ответил:

— Вижу. И они черные и скользкие. Мерзость, короче.

При воспоминании о черных линиях всем существом овладело ощущение гадливости, будто заставили наесться разлагающейся мертвечины с червями. Во время голода полукровки и такой пищей уже не брезговали, еще и тухлую кровь из нее приходилось пить. Примерно такая же здоровая брезгливость возникала при каждом соприкосновении с линиями мира. Не верилось, что везде они такие. Наверное, еще одна «шуточка» Двенадцатого.

— И мы их порождения? — спрашивал Ларт, выкручивая голову и с отчаянием глядя в глаза Рехи, тот смутился:

— Ну… До Падения вас таких не было. Как и нас таких.

— Откуда тебе знать?

— Видел.

— Как?

— Во сне.

— Мало ли что тебе снится, — небрежно вздохнул Ларт, утыкаясь лбом в песок.

— Если и были полукровки, то они не были похожи на вас.

— И что с того? Чем мы хуже?

— Ничем, только людоеды от рождения. А, впрочем, мы тоже. Все равно мы все обречены, — вздохнул Рехи. И на него навалилась бессмысленность всей этой удалой беготни по пустошам. Сумеречный вроде бы давал какой-то выбор, но Митрий намекнул четко, что ждет Стража разрушенного мира. Может, где-то случалось иначе, в других неведомых мирах Стражи кого-то спасали, кому-то помогали и сами оставались в живых.

— Так зачем мы куда-то движемся вообще? — заразился унынием Ларт. Рехи больше толком не держал его, но пленник устал от погони.

— К Разрушенной Цитадели, — ответил Рехи. — Если тебе так тошно, до Бастиона я сам потом дойду, чтобы найти Лойэ.

Такой вариант как будто устраивал обоих, ведь Цитадели Ларту не стоило бояться, злая судьба не ждала его там. Наверное. Хотя реально ли хоть кому-то пережить встречу с Двенадцатым, если и его создатель, и равный ему по силе с трудом прорывались через лес темных линий? Вряд ли. И от этого руки и ноги пронзал мертвенный холод, проникал в сознание.

— Когда потом? И что будет со мной? — не унимался Ларт. — Что ты придумал, изверг? Я сразу понял, что в тебе живет жестокий палач, а способность к пыткам лишь подтвердила…

— Когда дам в морду Двенадцатому Проклятому, — хрипло ответил Рехи.

Но сомнения терзали: то он с полным пониманием собственной обреченности собирался двигаться навстречу долгу, то снова возникали призрачные видения счастливой жизни с Лойэ. Потерянной Лойэ, утраченной, убежавшей. Впрочем, источник всех бед оставался неизменным. Хотелось хотя бы взглянуть ему в глаза, даже если от одного воспоминания о сне, в котором явился разрушитель мира, кидало в дрожь. Страж разрушенного мира — его палач.

— Ты сумасшедший, — безнадежно выдохнул Ларт, вновь попытавшись извернуться. Крепкий тумак между лопаток быстро усмирил его.

Губы Рехи нервно дернулись в ухмылке, в груди теснился тяжкий смех. Только такие безумцы, как он, бросают дерзкий вызов настолько могущественным созданиям. Но цель по-прежнему вела через пустыню. Возможно, на пути к ней терялся и разум, и инстинкт самосохранения. Но у него хотя бы оставался голод пути, голод цели, Ларт же не сумел ничего противопоставить. Его мир разрушился до основания.

— Да, наверное, сумасшедший, — признал Рехи. — Но какая разница? Должен же кто-то попробовать. За эльфов, за людей, за вас. За всех нас.

Ларт выдохнул и уперся лбом в песок. Ему хотелось сжаться в комок, подобрав ноги к животу. Но придавливавший сверху Рехи не позволял.

— Вставай.

— Опять будешь пить меня? — вздрогнул Ларт, когда цепкие пальцы отпустили его. Рехи даже помог подняться, потянув мягко за локти, однако сурово ответил:

— Я же сказал «вставай», а не «наклони голову».

Он даже соскучился по собственному командному голосу. Все-таки он некоторое время считал себя вожаком стаи эльфов. Да, не отряда, а именно стаи, голодной и беспощадной. Тогда почему губительное сострадание подтачивало уверенность в собственной правоте? Он вроде бы сполна отыгрался за плен, но при этом не испытал никакой радости или хотя бы мрачного удовлетворения. Затравленный взгляд Ларта вызывал только неуверенность, смущение.