Голливудская трилогия в одном томе - [227]

Я повел вокруг себя фонарем.

Пока он нес свою чушь, мне показалось, что где-то там, вдалеке, что-то произошло с погодой – какие-то шумные сезонные изменения. Я подумал, что вероятность дождя высокая – сухой чисткой тут явно не обойдется. Сначала воды будет по щиколотку, потом по колено, а потом затопит все к чертовой матери до самого моря!

Мой луч заметался – вверх, по кругу, обратно… Пустота. Звук нарастал. Теперь стало ясно, что перемены погоды тут ни при чем – это был не шум дождя, а шепот множества голосов. Не стук капель о цементный пол, а шлепанье босых ног. Чьи-то тихие вопросы, возгласы удивления и даже перебранки.

О господи… Это же люди – такие же призрачные тени, как та, что я встретил. Много теней. Тысячи теней и их голосов, и теней этих теней – все их треклятое племя в полном составе. Здесь и немые призраки из киноаппаратной Раттиган, и привидения из Граумана, взмывающие под потолок, чтобы пройти, как короткий ливень, и исчезнуть… Какой-то странный ветер сдул их всех – с ее проектора, с бледных экранов кинотеатра. Одел их в паутину, дал им голоса, заставил светиться изнутри… Боже милосердный, что же за бред!

Я прикрыл луч фонаря рукой, потому что боялся, что в его свет опять попадет это ужасное лицо. Он по-прежнему был здесь – городской сумасшедший из водостока. И продолжал что-то мямлить и клянчить у меня над ухом. Сколько я ни пытался отойти в сторону, я все равно чувствовал на щеке его горячее дыхание. Еще больше я боялся светить в туннель, где один раз мой луч уже открыл шлюзы для прохода призрачной нечисти. Их голоса были все громче, все ближе… Поток темноты нес с собой целую толпу… Шум дождя, похожий на шум голосов, и шум голосов, похожий на шум дождя… Мой полоумный дружок стал расти и наползать на меня в темноте, и мне показалось, что он схватил меня за рукав и держит и его хватка все крепче… А голоса все ближе… И я понимаю, что надо срочно валить отсюда, бежать, не разбирая куда, – в надежде на то, что эти твари безногие!

– Я… – хрипло проблеял я.

– Что с тобой? – крикнул он.

– Я…

– Чего ты испугался? Смотри. Смотри! Сюда смотри!

Что-то подтолкнуло меня в глубину тьмы, в самый водоворот черных теней. Все они толпились вокруг некоего вполне телесного существа. Его гортанные вскрики напоминали мольбы утопающих – как будто какая-то женщина тонет в океане тьмы.

Кричит, стонет, плачет, потом замолкает и стонет снова.

Кто-то щелкнул зажигалкой, и синий язычок пламени выхватил из темноты взъерошенное создание, завернутое в шаль.

Следом за первой зажигалкой из тьмы с тихим посвистом выплыла вторая, огонек которой вздрогнул, но устоял. А потом еще одна, и еще… Как будто огненные светлячки слетались на представление и в темноте рассаживались по кругу. Десятка два проникли в самую середину – чтобы осветить все эти муки, стенания, шепот и всхлипы, поджечь этот голос, устроить ему ритуальное сожжение… И чем гуще был их хоровод, тем пронзительнее кричало создание, требуя невидимых даров[394], умоляя признать его, не оставлять его, дать ему жизнь, соединить и примирить между собой это лицо, тело и сущность.

– Если бы не мои голоса, я бы впала в уныние! – причитал голос.

Что-то страшно знакомое. Где-то я уже это слышал… Я точно помню. Но где же, где?

– Здесь, на просторе, в тишине, звон колоколов слышится, как будто с небес… И от каждого удара тянется долгий отзвук… В этом отзвуке и живут мои голоса!

Ну же, ну… Что-то крутится в голове… Господи, да что же это?

И вдруг где-то вдалеке ударил гром, из темноты со стороны моря вырвался порыв соленого штормового ветра.

– Ты? – крикнул я уже в полной темноте. – Это – ты!

Как будто все огни разом превратились в истошные вопли.

Я громко выкрикнул ее имя, но мой голос потонул в лавине голосов и топоте ног.

Началась давка. В темноте я натыкался на чьи-то тела – то рукой, то ногой, то лицом, то коленкой, и снова кричал: «Ты! Ты!»

Тьма еще сильнее забурлила, прорастая тысячами новых притоков. Из нее вынырнул один мерцающий огненный светлячок, который, подплыв к самым моим губам, гневно крикнул голосом одной из этих тварей: «Это ты, ты ее спугнул!»

И тут ко мне со всех сторон стали тянуться хищные руки – пока не повалили навзничь.

– Нет! – заорал я.

Перевернулся, вскочил на ноги и побежал, изо всех сил надеясь, что бегу в сторону моря, а не обратно к призракам.

Споткнулся, упал, выронил фонарь. Господи, только бы его найти… Я должен немедленно его найти.

Ползая на четвереньках в полной темноте, я заклинал: «Ну, пожалуйста, ну, найдись!»

Наконец, мои пальцы нащупали свет. Я вскочил и, как в пьяном угаре, побежал дальше, подгоняемый потоком тьмы. «Только не упасть, только не упасть!» – твердил про себя я. Луч фонаря тянул меня вперед, как на веревке, – не падай, не оглядывайся! Где они? Совсем рядом, или отстали, или ждут в засаде? Боже всесильный!

И тут туннель огласился самыми чудесными из всех существующих на земле звуков. А впереди замаячило нечто напоминающее солнечный рассвет в раю… Сверкнули фары, запел автомобильный гудок, и, словно довершая эту картину счастья, ударил гром. Машина!

Некоторые люди, вроде меня, привыкли мыслить мизансценами – крупными и средними планами, вспышками молнии, выхватывающими из жизни самые сочные кадры… И я подумал: Джон Форд