Голландское господство в четырех частях света XVI—XVIII века - [22]

Глава 3 Оседлые работники и морские бродяги

Хотя достоверная статистика и другие значимые материалы по незанятости являются недостаточными, из ряда описаний Голландской республики времен золотого века очевидно, что развитие экономики и рост национального благосостояния сопровождался значительным обнищанием многих групп работников, как это случилось позднее в Англии во времена индустриальной революции. Что, несомненно, стало результатом революции цен[28], роста стоимости продуктов питания и жилищного строительства, достигших критической отметки в Северных Нидерландах примерно в середине XVII столетия, тогда как заработная плата, как обычно, отставала от растущих цен. Другими способствующими этому факторами, как и повсюду, могли стать резкий рост населения в городах (особенно в Амстердаме) и периодическое смещение зон торговли из-за участия в заграничных войнах, тогда как даже весь взятый в целом период Восьмидесятилетней войны (1568–1648) стал одним из величайших для роста благосостояния страны за счет заморской торговли Голландии. Еще в 1566 г. летописец Леувардена отметил, что состоятельные правители и торговцы находились в резком контрасте с массами «смиренного, бедствующего и голодного простого люда». В 1597 г. в Амстердаме запретили эксплуатацию детского труда, когда было заявлено, что некоторые работодатели «часто брали двоих, четырех, шестерых или более детей из рабочего класса под предлогом благотворительного их содержания и обучения торговому ремеслу, тогда как на самом деле они многие годы удерживали их у себя и обращались с ними скорее как с рабами, а не учениками». На пике текстильного бума в Лейдене в 1638–1640 гг. в этот город из Льежа доставили 4 тысячи работников — детей; а проживавших в Лейдене валлонских производителей кружев обвинили в доставке мальчишек-нищих даже из Нориджа, Дуэ и Клеве. Богадельни и работные дома также поставляли женщин и детей на промышленные работы, и снова здесь прослеживается самоочевидная параллель с Англией времен промышленной революции. Правда и то, что предпринимались некоторые меры для воспрепятствования таким случаям злоупотреблений — например, ограничение в 1646 г. максимального рабочего дня ткачей 14 (!) часами; однако 13 лет спустя один ведущий лейденский промышленник отметил, что многие работники жили в переполненных бараках, а некоторые были вынуждены сжигать свои кровати и мебель, чтобы согреться зимой.

В 1747 г. из 41 561 семьи Амстердама примерно 19 тысяч проживало в убогих подсобных помещениях, подвалах и полуподвалах. До самого конца XVII в. большинство домов в сельской местности и множество в городах были глинобитными или деревянными. Каменные и кирпичные дома являлись редкостью, за исключением жилищ богачей. Разумеется, жилищные условия бедняков в Голландской республике, возможно, были и не хуже, чем в Англии XVIII в., о чем нам напоминает Дж. Г. Пламб: «Дома бедняков представляли собой однокомнатные или двухкомнатные лачуги, часто построенные только из одних досок, с крутой крышей и стоявшие вплотную друг к другу; или они селились в домах богачей, оставленных владельцами ради более здоровых для проживания пригородов — обветшавших, перенаселенных, убогих, грязных и заразных. В большинстве подвалов обитали не только люди, но и их свиньи и домашняя птица, а порой даже лошади и крупный рогатый скот». Говорят, что в первой половине XVII столетия дома в Голландии и Зеландии были в два-три раза лучше, чем во Франции, однако такое лестное сравнение вряд ли может быть правдивым в том, что касается перенаселенных жилищ самых бедных. И тем не менее остается фактом, что по всем меркам простой голландский бюргер со своей женой больше заботились об обустройстве домашнего хозяйства, чем такие же, как они, в любой другой европейской стране. Их жилища могли быть темными и сырыми, но зато выскобленными до блеска, если их обитатели обладали хоть какими-то претензиями на самоуважение.

Голландские богадельни, дома призрения и работные дома вызывали восторг у многих иностранцев, и, похоже, даже душевнобольные содержались в республике значительно лучше, чем в любом другом месте Европы. В частности, Амстердам пользовался заслуженно высокой репутацией за свои благотворительные учреждения, которые в 1685 г. с восторгом описал Джеймс Монсон, которому вторят многие другие современные ему источники. «Ничто так не говорит о склонности голландцев к благотворительности, — написал он, — как их забота об облегчении участи, поддержке и обучении бедняков, поскольку на улицах нигде не увидишь нищих». Сильное впечатление на него произвел weeshuis — детский дом «или больница для бедных детей, особенно сирот, где постоянно пребывало более 500 несчастных, о которых тщательно заботились, учили читать и писать, обучали какому-либо ремеслу и, наконец, давали деньги на обустройство». Также Монсон посетил gasthuis — больницу для бедных, «большую и чистую», где увидел множество бедняков, о которых так хорошо заботились, содержали в такой чистоте и опрятности, что они «почти или совсем не обижаются друг на друга, на тех, кто за ними присматривает или живет вместе с ними… В mannenhuis — мужской больнице опрятно и удобно, однако я считаю, что заведения для пожилых женщин превосходят их все и, возможно, ничем не уступают лучшим из итальянских, хотя и построены из кирпича, а не из камня, как в Милане: однако я уверен, что такую невероятную чистоту и аккуратность, которые можно с восхищением наблюдать во всех их палатах, уличных туалетах и на кухнях (они особенно превосходны и достойны похвалы), не встретишь ни в одной стране или городе из тех, что мне довелось повидать». Это последнее заведение на момент посещения его Джеймсом Монсоном насчитывало более 400 бедных женщин, и он завершил свое описание амстердамских благотворительных учреждений утверждением: «…помимо огромных расходов города и государства на содержание такого числа больниц, есть еще (согласно отчетам) свыше 18 тонн золота, распределяемых каждый год между бедными семьями, что говорит как о благосостоянии города, так и о милосердии его обитателей». У. Карр в своем описании Амстердама 1688 г. утверждает, что благотворительные учреждения этого города ежедневно обеспечивали «кровом и столом» 20 тысяч человек.