Голландия - [5]

Мы едем вдоль польдера, осушенного в 1938 году. Здесь уже меньше мелких каналов, система дренажа стала более совершенной. Вода занимает один процент поверхности, тогда как в старых польдерах — 10 процентов. Бескрайняя зеленая равнина, совершенно плоская, простирается до самого горизонта по обе стороны эстакады. Черно-белые коровы. Фермы с высокими крышами, треугольными со всех четырех сторон. По всюду веет покоем и процветанием. Я задаю следующий вопрос:

— И эти области защищены от любых штормов?

— Человеку никогда не удастся помешать всем козням судьбы, — отвечает инженер. — Наводнения тысяча девятьсот шестнадцатого и тысяча девятьсот пятьдесят третьего года случились лишь потому, что так сложились обстоятельства, которые трудно было предсказать. Наша задача — обеспечить защиту от опасностей, повторяющихся с угрожающей частотой. Злосчастное совпадение причин, вызвавших бедствие в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, может повторяться лишь раз в четыреста лет. Сейчас мы стараемся оградить себя от опасностей, повторяющихся раз в тысячу лет. Я имею в виду, что для того, чтобы разрушить большую дамбу, потребуется такой силы шторм, прилив, ветер, какой бывает раз в тысячу лет. Заглянуть дальше статистика не позволяет.

— Тысяча лет — по-моему, вполне приемлемый гарантийный срок… Но мне хотелось бы лучше понять суть опасности. Море способно разрушить дамбу?

— Нас пугают скорее высокие волны, которые перекатятся через дамбу и размоют ее с обратной стороны.

Мы подъезжаем к шлюзам, контролирующим вход в новое озеро Эйсселмеер. Одни предназначены для прохода судов, другие — для стока, потому что излишки воды из озера приходится сбрасывать в море. Мы посещаем насосную станцию, к которой веером сходятся три красивых канала; их узкие и неподвижные зеркала тянутся вдаль, насколько хватает глаз. Три турбины втягивают воду. Это предприятие в точности повторяет гидроэлектростанции, которые я видел в наших французских Альпах, но работа на нем ведется, так сказать, в обратном направлении. Доступная пониманию симметрия.

— Эти шлюзы, — говорит инженер, — создали большие проблемы для угрей. Вы знаете, миллионы угрей приплывают сюда из Саргассова моря, где происходит их размножение. Путешествие длится около двух с половиной лет, и за это время мальки превращаются во взрослую рыбу, причем окончательно организм угря формируется в пресной воде. Их привлекает озеро Эйсселмеер, и, поскольку они представляют интерес для наших рыбаков, мы открываем шлюзы. Однако в те времена, когда вода в Зейдерзее еще была соленой, угорь доходил до внутренних рек в глубине страны, а теперь тамошние рыбаки стали жаловаться, что их лишили улова. Нам приходится «выбирать» из шлюзов определенное количество угрей и перевозить их в специально оборудованных грузовиках подальше от озера.

— Мне доводилось слышать, — ответил я, — о сбившихся с пути ласточках, которые, благодаря заботам Общества друзей птиц, заканчивали свой перелет в самолетах. О перевозке угрей я и не подозревал.

Перед нами простирается дамба, прекрасная в своей простоте. Кажется, будто параллельные линии — камни, базальтовые столбы, насыпи, дорога, покрытые газоном откосы — сходятся в бесконечности над волнами. Мы доезжаем до монумента, установленного в том месте, где был перекрыт последний проход для воды. Это башня строгой формы. На одной ее стороне написано: «Здесь 28 мая 1932 года была закрыта дамба»; с другой — «Народ, который жив, строит свое будущее». Вот они, трофеи мирной нации, испытывающей подлинную гордость за свои победы.

С высоты дамбы видно Северное море, «опасное и населенное чудовищами», по словам Тацита. Ни один утес, ни один риф не встает на пути его мощных волн. Они «растекаются по песку, который сами же и принесли. Впереди полоса желтоватой пены, дальше — отливающие зеленью барашки, еще дальше — призрачное голубовато-серое пространство, сливающееся с небом».

Мы возвращаемся к польдерам. Инженер показывает мне место, где в 1945 году немцы взорвали дамбу, в результате чего морские воды затопили целый польдер. Неподалеку расположена ферма. Я прошу разрешения посетить ее.

— А кому принадлежат земли, отвоеванные у моря?

— Естественно, государству, — отвечает инженер. — Оно отдает фермы в аренду на длительный срок, причем только тем семьям, которые прошли тщательный отбор. Фермеры этого района считаются своего рода элитой. В каждой деревне несколько ферм; важно, чтобы все дома находились не далее чем в семи километрах от школы. Дети ездят в школу на велосипедах, самых младших матери привозят на машинах. В центре каждого польдера расположен небольшой городок. Административно-хозяйственные функции возложены на королевского чиновника — бальи, он же выполняет обязанности комиссара полиции. Несколько показательных ферм остаются в ведении и прямом управлении государства.

Нам навстречу выходит фермер. Это представительный мужчина цветущего вида. Кирпичный дом под черепичной крышей, с белыми оконными переплетами «spick and span»[5], оснащен всеми мыслимыми удобствами: центральным отоплением, ванной комнатой, современной кухней. В качестве топлива используется выделяемый перепревшим навозом метан, который накапливается в специальных устройствах. Рядом с фермерским домом — стойла и амбары.