Голем в Голливуде - [15]

Звенит в ушах.

А где Каин?

С вершины катятся клубы пыли. Мать очнулась – стонет, кашляет, бессвязно бормочет. Где Каин? Сквозь пыльные тучи Ашам карабкается к вершине, окликая брата. Лавиной накрывает облегчение, когда в султане жирного дыма, что поднимается от искореженных камней, она различает невысокую, крепко сбитую фигуру.

Каин смотрит на жертвенник.

Невыносимый запах паленой шерсти и горелого мяса.

Начинается дождь. Ашам запрокидывает голову, капли холодят лицо.

– Смилуйся, – говорит Ева.

На четвереньках подобравшись к Наве, Яффа зажимает кровавую рану на сестриной руке. Адам пал на колени и молится.

Дождь усиливается, по склону, уволакивая камушки в долину, бегут мутные ручьи.

Все ошеломлены, но всех больше Авель. Он смаргивает капли, рот его распахнут, золотистые кудри превратились в мокрое мочало.

– Смилуйся, – повторяет Ева. – Пощади.

Каин слышит ее. Глядит на мать, высмаркивает воду.

– Ну и что это значит?

Он вновь смотрит на жертвенник. Не поймешь, рад он или испуган, победитель или проигравший.

Проходит день-другой, гора еще пыхает дымом, что черной струйкой вьется в небеса. Сеется дождик, кругом лужи, загадка не разгадана.

Авель пришел в себя и нагло заявляет: раз подношение от него, то и милость явлена ему. Каин насмешливо фыркает. Непогодь, говорит он, всего лишь совпадение. Кроме того, милость, безусловно, явлена тому, кто не ослаб в коленках.

Бранные слова рвутся наперегонки.

Многообразие трактовок наводит Ашам на мысль, что знака не было вовсе.

Устав от братниных препирательств, Ашам напоминает, что выбор за ней.

Крикуны ее даже не слышат.

Поглощенный работой, Каин не замечает сестру. Ашам добирается до границы поля с фруктовым садом; кряхтя, Каин вылезает из-за деревянного мула – темная поросль на груди слиплась от пота.

– Чего подкрадываешься?

– И не думала.

– Я не слышал твоих шагов. Значит, подкралась.

– Я не виновата, что ты глухой.

Каин смеется и сплевывает.

– Чего надо-то?

Ашам разглядывает деревянного мула. Какой он ладный и соразмерный, рукоятки отполированы ладонями. Каин взрыхляет землю вдесятеро быстрее отца. Настоящий мул, запряженный в устройство, ритмично помахивает хвостом, сгоняя оводов с крупа.

Иногда Ашам воображает, как родителям жилось до появления Каина. Наверняка спокойнее, однако удручающе монотонно.

Она бы еще больше восхищалась братом, если б он этого не требовал.

– Весь в трудах, – говорит Ашам.

– Некогда прохлаждаться. Новая страда.

Ашам кивает. После затяжного дождя пашня поблескивает лужицами. Ветерок, посетивший сад, напитан ароматом фиг и лимона, сильным и терпким.

– Я хотела спросить.

– Валяй.

– Там, на горе, в помощницы ты выбрал меня.

Каин кивает.

– Почему?

Он медлит с ответом.

– Я знал, что ты справишься.

– Откуда ты знал?

– Мы с тобой схожи.

Ашам теряется. Наверное, можно сказать: нет, у нас с тобой ничего общего. И что единоутробный брат ее – Авель. Она вспоминает кровавые брызги, предсмертные судороги ягненка, и все внутри восстает против того, что Каин разглядел в ней и выманил наружу убийцу.

Но кто ж виноват, если так уж она устроена?

Каин подходит ближе, обдавая пьянящим подземным духом.

– Вместе мы бы сотворили целый мир, – говорит он.

– Мир уже сотворен.

– Новый мир.

– Для этого у тебя есть Нава.

Каин досадливо фыркает.

– Я хочу тебя.

Ашам пытается отстраниться, но он хватает ее за руку:

– Прошу. Умоляю.

– Не надо. Никогда не надо умолять.

Лицо его наливается кровью, губы жадно приникают к ее губам, колючая щетина обдирает ей подбородок, влажная грудь его – точно звериная шкура. Язык его врывается к ней в рот; сейчас Каин высосет из нее жизнь. Ей удается его отпихнуть, и он, оступившись, плюхается в грязь.

– Ты чего? – говорит она.

– Прости. – Он встает. – Прости, – повторяет он, и набрасывается, и валит ее на землю.

Мигом срывает с нее одежду; она кричит и отбивается, они барахтаются в чавкающей грязи. Камешки впиваются Ашам в голую спину. Она молотит его по плечам, ладонью упирается в его подбородок, словно пытаясь отломить ему голову, но получает обжигающую оплеуху и слышит его победительный рев. Он не потерпит отказа, он овладеет ею.

В пронзительно-ясном небе мечутся темные птицы.

В грязи рука ее нащупывает камень, и у Каина во лбу расцветает разверстая рана, кровь заливает ему глаза. Отпрянув, он хватается за лицо; вывернувшись, она пускается наутек.

Голая, грязная, она бежит медленно, словно в кошмаре, ноги вязнут в глинистой пашне. Вот одолела поле, проскочила рощицу, а там другое поле – паровое, слякотное, цепкое – и еще лесок, а за ним выпасы. Каин преследует ее. Она слышит, как под его ногами хлюпает влажная земля. Грудь ее горит огнем, она карабкается по косогору и, выбравшись на гребень, видит восхитительную, нежную белизну отары, темное пятнышко пса и Авеля, высокого и златокудрого.

– На помощь! – кричит она, и тут он ее настигает.

Оба падают и кубарем катятся по склону, измаранными телами собирая листья, сучки и траву. Они инстинктивно жмутся друг к другу, и она близко видит его налитые кровью глаза, его лоб в крови, челка слиплась от грязи и крови.

У подножия холма они, избитые, иссеченные, распадаются, отхаркивая набившуюся в рот землю. Пес с лаем несется по выпасу, длинная тень накрывает Ашам.