Голая девка, или Обнаженная с кувшином - [4]

– Наверно, ученый, – задумался Коробейников, разглядывая устремленного в небеса хлопца. – Физик. Ядерщик.

– А что он держал в руке?

– Это… ядерную Структуру. Ну, эта штука… она похожа на планетную систему.

– Понял, – кивнул оперативник. – Так вот, меня интересует именно эта структура. Какой у вас контингент отдыхающих? Химики и физики? Интеллигентный контингент. Меня интересует именно химическая структура этих статуй. Акта вандализма здесь не наблюдается. Посмотрите: кто-то ходил ночью по клумбе, но не растоптал ни одной розы. Странный злоумышленник, верно? Далее… если я что-нибудь понимаю в монументальном искусстве, то молотки и кувшины на подобного рода статуях крепятся внутри на металлической арматуре. Значит, отбить их совсем не просто – эту арматуру надо еще отпилить ножовкой. А потом реставрировать в местах повреждения. Взгляните: на плече, где стоял кувшин, и на руке этой дамы не видно никаких следов повреждения.

– Что же это должно означать? – спросил Коробейников, удивленный наблюдательностью оперативника.

– Только то, что скульптуры не повреждались в припадке гнева, а умышленно, целенаправленно изменялись.

– А зачем?

– Не знаю. Наверно, кому-то не правились все эти скульптурные украшения. Возможно, у этого заслуженного деятеля искусств есть соперники в творческом плане… Возможно, мы имеем дело с редким преступлением на почве разного понимания изобразительного искусства… Моцарт и Сальери? Как вы думаете?

– Спросите лучше у него, – ответил Коробейников. О Моцарте и Сальери он никак не думал, зато сразу вспомнил недовольного бородатого ученика.

Оперативник отправился на розыски заслуженного деятеля искусств, а Коробейников побрел на пляж. Что делать на пляже под дождем, он не знал, но ему хотелось побыть одному. Там не было ни души – пустой пляж с коркой мокрого песка после ночного ливня, лодки, накрытые брезентом, да фонарь мигал над будкой лодочника, ожидая короткого замыкания.

Непорядок!

Коробейников уже собрался выключить фонарь, как вдруг увидел, что из-под брезента ближней лодки выглядывает… планетная структура.

В лодке лежали отбойный молоток, кувшин, планетная система и энциклопедия на букву «П».

Коробейников опустил брезент, выключил фонарь и вернулся в санаторий к статуям.

Он внимательно разглядывал их. Статуи изменились… как он раньше этого не замечал? Левая рука шахтера без молотка торчит так, будто он что-то выпрашивает или жалуется на жизнь. Хлопец-ядерщик без своей структуры выглядит совсем неестественно… Коробейников готов поклясться, что этот парень выдвинул немного вперед левую ногу, чтобы изменить неудобную позу и не упасть с пьедестала. А выражение лица у девицы в самом деле изменилось – удивительно, что заслуженный деятель этого до сих пор не заметил.

Коробейников вообразил себя на их месте – как стоял бы он голым на пьедестале в неудобной позе, как хотелось бы ему зашвырнуть в кусты эти молотки, кувшины и атомы, как хотелось бы поразмяться и приодеться, как рыскал бы он по санаторию в поисках одежонки и развлечений – и обязательно заб– рался бы в библиотеку! – как визжали бы собаки при виде оживших статуй и как под утро приходилось бы лезть на пьедестал и принимать вечную позу.

Эти фантазии преследовали его весь день, как надоедливый дождь. Он шел на обрыв и осматривал пляж… ни варваров, ни вандалов там не наблюдалось. В оживающие статуи, понятное дело, он не мог поверить, зато верил в хулиганов, разрушающих памятники. Он решил устроить в лодочной будке ночную засаду – если хулиганы припрятали в лодке свою добычу, то они к ней должны вернуться.

«Я их лично поймаю и привлеку к уголовной ответственности! – думал Коробейников. – Я их научу искусство любить!»

Ехать домой, чтобы потом возвращаться, не хотелось. Он позвонил жене, а потом весь вечер бродил в треугольном бре– зентовом плаще вокруг скульптур и подозрительно разглядывал всякого, кто к ним приближался.

Какой-то молодой кандидат паук проходил мимо девицы, остановился, закурил и принялся ее разглядывать.

– Проходи, чего уставился? – сказал ему Коробейников. – Никогда не видел?

– Дед, что с тобой?! – весело изумился кандидат наук. – Ты откуда такой взялся? Из какой эпохи? Я тут стою, понимаешь, и облагораживаюсь искусством, как вдруг выползает какой-то динозавр и спрашивает, чего я тут стою.

«В самом деле, – смутился Коробейников. – Человек облагораживается, а я на него рычу».

– Вот вы, извиняюсь, ученый человек, да? – примирительно спросил Коробейников. – Тогда объясните мне про атомы. Они что, везде одинаковые?

– Обязательно.

– И в камне, и в живом теле? – уточнил Коробейников.

– Обязательно. А в чем дело?

– Выходит, камень может ожить? Вот, к примеру, эта статуя… вы не смейтесь… она может ожить?

– Ожить? – переспросил веселый кандидат наук. – Отчего же не может? Может. Были даже исторические прецеденты. Например, у скульптора Пигмалиона…

Коробейников затаил дыхание.

– …который проживал в Древней Греции, однажды ожила мраморная статуя по имени Галатея. Под воздействием любви… Знаете, есть такое сильное чувство. Факт. А статуя Командора у Пушкина?

– А что с ним случилось? – жадно спросил Коробейников.