Голаны - [40]

Ии-ихс!

Плевки больного самолюбия летят хлопьями попкорна и виснут камеей на рыбных хвостах в ямочке под горлом... Либидонное озеро. Зелье любви, слитое в помойку. Аннигиляция...

- Давайте дружить, - сказал я уже в прикиде на выход и успокоившись.

- Но я живу с другим мужчиной. Вам не противно?

- Я жду вас по пятницам в "Аленушке".

- Я постараюсь.

Проклятый референт! Ему не противно?

МАЙ

Из-за бат-ямской трагедии полаялся с референтом вдрызг, нагнал и не желаю видеть. Скотина!

Так меня подставить. За что?

Взять и конструктивно все опошлить! Рандъебу матери и ребенка.

И еще просится на плов. Ненормальный!

По газетам ищу колдуна снять порчу. Нашел в окрестностях русскоговорящего и поплелся на стрелку.

Молодой экстрасенс в прохорях и с бандитской челкой омоновца гадал на окрошке. Он хавал бациллы из пяти мисок палехской работы через борт единовременно, хотя на столе стоял прибор - заточенная под приблуду железная ложка.

Набив кишку до отвала, колдун бросил миски на пол и присел над ними в зековской манере отрицания.

- Садись, браток. В ногах мозгов нет!

Так мы сидели на корточках и бросали в посуду горящие спички барнаульской промзоны. Спички с шипением гасли в помоях, ложась то рядком, то вповалку, то - как ангелы - крылом крестообразно.

- Понял?

- Понял.

- Блядует?

- Ага.

- Замочи!

- Жалко.

Колдун пригорюнился, чесал яйца, действуя мне на нервы, и думал. Думал, думал и удумал.

- Потеряй ее.

- Как?

- Через забвенье! Пей неделю ссаки дикого вепря, упаренные на четверть урины, и посыпай головку проросшими зернами конопли. На седьмой день воскреснешь. И вообще: если что-то хочешь сделать - делай не медля. Понял? Ведь если ждать до времени, оно никогда не наступит у лоха. Тогда уход в монахи не пополнит мудрости, а свадьба прибавит хлопот. С пизды сдачу не берут! Понял? Уходя - уходи!

За тридцать пять баксов отпустил меня чародей на все четыре стороны, но только не вспять.

"Ведь вспять безумцев не заворотить". Правильно? "Они уже согласны заплатить. Любой ценой и жизнью бы рискнули, чтобы не дать порвать, чтоб сохранить волшебную невидимую нить, которую меж ними протянули". Легко сказать "уходя - уходи" за тридцать пять баксов. Одному пастись на Дальних пастбищах и дрочить на Тулю до самозабвения? Концептуальная блядь с перемотанной колючей проволокой шейкой матки. Ее незабвенное изречение: "Жизнь заставит и сопливого любить!"

Отлэкала промежность зубопротезному алкашу и похорошела необычайно в фарфоровой улыбке.

- Тебе нравится, Мишенька?

- Да, Тулинька, да! До слез.

Ее проклятые афоризмы: "Любовь приходит и уходит, а хавать хочется всегда!" Киевская котлетка под коньячок с сутенером в "Аленушке" плюс интимный пудинг на десерт под столом за обе щеки.

- Я получила ссуду, Мишенька!

- Да, Тулинька, да!

Тьфу ин аль маркетинг джаляб! Во веки веков!

Если бы не Олежек, вымпел моей команды, я бы наверняка рехнулся. Для меня это было спасение - явление отрока из Ашдода. Значит так: призывного возраста московский хомячок с бегающими от культурной мамы глазами, целка и молокан. Месяц я, как проклятый, приучал его надевать перчатки. Только наладил - он стал бояться боксировать с собственной тенью. Ебнет исподтишка и прячется за мешок. Копия я в детстве - до первого привода в милицию. И вот этого нихуя с ушами мне надо было сделать бойцом. Аккордно!

Помню, мы со всей командой примеряли протекторы для защиты паховой области двум залетным ссыкухам. Господи, что с ним творилось! Стоял и плакал... Малахольный!

- Вот вы, дядя Миша, смеетесь, а я - СТРАДАЮ!

Дядя Миша...

Сто раз ему говорил: "Не называй меня дядей и не еби мою тетю". Хоть кол на голове теши - дядя Миша!

Вот я вас спрашиваю: как поставить киндеру базедовые глазки? Не принуждайте меня открывать матюгальник высокого штиля. Тюрьма никого не исправила. Макаренки и мичурины еврейских гуманоидов рыхлого возраста!

Сами до смерти блядуют перепуганными глазами и детям жить не дают. К примеру, взять рыженького Нафти. Семь лет мальчонке. Чалится с папой и мамой в институте Вейцмана ни за что. Папа свил гнездо на бетонной залупе циклотрона и целыми днями кнокает в пространство. А мама-геодезист ищет внизу то, чего не потеряла. Естественно, мальчонка отбился от рук.

Привели.

Я только чуть-чуть подрегулировал сетчатку, как поперли слухи, что папа уже взял академотпуск и стоит в углу на коленях. А мамку шнуром от утюга порет семь пятниц на неделе, чтобы не портила блаженство в шаббат. Теперь клянчат, чтобы я чуток открутил.

Однако - Олежка. Юношу нужно было брать в оборот. И срочно.

Надвигался турнир в Азарии - первенство колхозов Арика Друкмана.

Крупный турнир, а мальчик еще крещение барахолкой не прошел.

В глаза не видел олимовский бомонд.

Крутнулись туда-сюда, и я ему говорю:

- Видишь вон ту, в красненьком, а головка беленькая?

- Которая очкастенькая и интеллигентненькая?

- Да-да! Здоровенькая, красивенькая и умненькая!

- Что ей сказать, дядь Миш?

- Скажи, мол, так и так. Можем выправить амнистию. А если душевно подмахнут, выведу из Египта!

И вот уходит мальчик весь в мандраже, а возвращается - хам в душевном порыве с инфракрасными глазами негодяя. И тащит, как волк агнца, милашку. Ленинградский гонор филигранной структуры и с попкой на отлете.