Гоголь - [15]
Вот когда еще чувствовал он любовь к Италии и тяготение к ней.
Между прочим, Гоголь едва только приехал в столицу, попытался увидеться с Пушкиным. Анненков со слов самого Гоголя рассказывает, как он отправился к поэту:
«Чем ближе подходил он к квартире Пушкина, тем более овладевала им робость и наконец у самых дверей квартиры развилась до того, что он убежал в кондитерскую и потребовал рюмку ликера. Подкрепленный им, он снова возвратился на приступ, смело позвонил и на вопрос свой: „дома ли хозяин?“, услыхал ответ слуги: „почивают!“ Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: „верно, всю ночь работал?“ — „Как же, работал, — отвечал слуга, — в картишки играл“».
Другое литературное произведение, с каким Гоголь выступил в печати, была идиллия в картинах «Ганц Кюхельгартен». Гоголь выпустил ее, подписавшись Аловым. Трудно сказать с уверенностью, относится ли идиллия к 1827 году, как пометил ее сам Гоголь, или она была написана им в Петербурге, что тоже вполне возможно, так как в ней отразились некоторые настроения, схожие с теми, какие пережил Гоголь в столице.
Гоголь издал идиллию за свой счет и прибегнул к мистификации, сопроводив ее предисловием, будто бы от издателя, решившего «споспешествовать» ознакомлению читателя «с созданием юного таланта».
Действие «Ганса Кюхельгартена» происходит в Германии, которую Гоголь ни разу не видел. В укромной сельской местности мирно доживает свой век благочестивый пастор, с благонравной и верной женой Гертрудой. Благочестивый пастор стал таким только на старости лет, а раньше — по его признаниям — испытал бурную молодость: «Мне лютые дела не новость, но дьявола отрекся я».
У пастора — дочь Луиза, разумеется, дивное создание. По соседству, разумеется, юноша Ганс, нежный мечтатель, не прозревший «никаких горьких дел», не ведавший «земных, губительных страстей». Понятно, Луиза и Ганс самозабвенно любят друг друга. Их ожидает простая, неомраченная жизнь.
Но тут обнаруживаются горестные препятствия. Ганцем овладевает «тайная печаль». Его влекут «райские места», прошлое, мир греков, между тем как современный мир «и бледен, и сир, и расквадрачен он на мили». О расквадраченности мира Гоголем потом будет говорено много и упорно, а в «Переписке» эта мысль сделается одной из самых основных.
Мечта ничтожна, но упоительна.
Влекомый мечтой Ганц покидает родные края, Луизу, ведет скитальческую жизнь, посещает Афины. Некогда там кипел и волновался «торжественный народ», вились легкие туники, были плющом повиты вакхические девы. Теперь древности Афин печальны: истлевшие могилы, обломки холодного мрамора, расщепленный карниз упал в заглохшие окопы. Ганц совершает «дальний путь», нигде не находя утешения. Измученный, он «зло смеется над собой». Он осуждает себя, что безрассудно кинулся людям в объятия:
Познав горечь одинокого скитальничества и людскую корыстность, Ганц возвращается благополучно на родину, женится на Луизе, готовый зажить скромной жизнью и «шуму света не внимать».
В идиллии трудно узнать будущего Гоголя: нет и в помине гоголевского смеха, стихи неуклюжи, беспомощны, содержание отвлеченно; вся поэма носит ученический характер подражания немецким романтикам, Жуковскому, Пушкину. Пастор, Луиза, Ганц очерчены вяло. Упоминания о людской корысти неопределенны, но уже налицо.
Однако картины моря, которого Гоголь тоже ни раду не видал, полей, домашнего уюта, местами удачны. Еще любопытнее то двойное бытие, в котором живет Ганц: мир мечты и мир живой действительности. Живая действительность в конце концов побеждает мечту: горячий и светлый, как янтарь, кофе в доме пастора, черешневый его чубук, дым, уходящий кольцами, веселые жаворонки, волны по золотому хлебу, зеленые морские воды в огнецветных брызгах — осязательнее высокопарных и бледных мечтаний об Афинах. «Райские места» расплываются в сизых туманах, уступая место простым, но живым впечатлениям бытия.
«Райские места», мир мечты подобны сновидениям Луизы. Они — болезненны, они непорочны. Луизе, тоскующей по Ганцу, снится, будто в небе что-то ищут два косматых рыцаря в чеканных латах. Рыцари вступают в бой… Появляется воздушный дворец; на серебряном ковре «чудный дух летит в огне». Дух лицезрит фею, настигает ее: «обнялись, слилися с тьмой…»
Выплывает из вод дева: «и роскошная нога стелет брызги в два ряда…»
Встает в белом саване мертвец…
