Гоголь в Москве - [65]

Во мраке ссылки был он тверд,

На лоне счастья благороден,

С временщиком и смел, и горд,

С владыкой честен и свободен…

Рабы. Его святую тень

Не возмущайте укоризной:

Он вам готовил светлый день,

Он жил свободой и отчизной…

Поставили ли Креницына в известность о гневе, который вызвали его строки? Да ему самому был понятен отклик начальства на них. Поэт скрывается в своем Мишневе, чтобы один только раз оставить его ради поездки в Париж. Креницын хотел присутствовать при перенесении во французскую столицу с острова Святой Елены праха Наполеона. И это снова своеобразный жест политического протеста. В условиях возрождения французской монархии Бурбонов, последовавшей за ней Парижской коммуны Наполеон для многих превращался в консула республики, противостоящего самодержавию.

На обратном пути, в Петербурге, Креницын встретил ту, которой хранил верность. По преданию, они провели вечер в соседних ложах оперного театра, не перекинувшись ни единым словом. На вопрос Баратынского, был ли он счастлив в жизни, Креницын ответил утвердительно. Мой идеал ни в чем не померк от времени, заметил он. «Я жил им и для него» – слова, сказанные незадолго до смерти.

Эта смерть принесла любимой поэта горькую радость каждый год приезжать на погост Горки, чтобы поклониться могиле жениха. Она пережила Александра Николаевича Креницына на двадцать лет.

* * *

Свершилось! Перед ней был Пушкин. Юная Додо Сушкова никому не признавалась, как ждала этой минуты, как готовилась к ней. Она знала на память едва ли не все, что становилось известным, из его стихов. И обстоятельства жизни. Поэт оставил Москву в год ее рождения, направляясь в Царскосельский лицей, и впервые вернулся на родину с фельдъегерем, отбыв ссылку на юге и в Михайловском, когда ей едва исполнилось пятнадцать. Кто бы стал представлять девочку знаменитому поэту? И все же их знакомство должно было состояться. Пушкин знался со всей ее родней и разве что случайно еще не успел побывать в их доме на Чистых прудах.

Дом Ростопчиных

8 апреля 1827 года – она запишет для себя этот день и будет помнить его во всех подробностях до конца своей жизни. Ничто не предвещало чуда. Все семейство Сушковых собиралось на модное гулянье под Новинским. Не побывать там на Рождество, Святки или Масляную настоящие москвичи не могли себе позволить. От Садовой-Кудринской площади в сторону Смоленской-Сенной по правую сторону выстраивались ресторации и палатки со всяческими лакомствами. Воздвигался огромный шатер с зеленой елкой наверху – знак, что в нем продавалась водка. По другую сторону раскидывались балаганы с циркачами, фокусниками, дрессированными животными, кукольными театрами, пантомимами. Простой народ развлекался «самокатами» – каруселями с колясками, качелями, простыми каруселями. Посередине проезда пробирался бесконечный ряд экипажей. И вот среди этого шума, веселья, беспорядочной толчеи, взрывов смеха Додо увидела:

А.С. Пушкин

Вдруг все стеснилось, и с волненьем

Одним стремительным движеньем

Толпа рванулася вперед…

И мне сказали: «Он идет…»

Он – наш поэт, он – наша слава, —

Любимец общий! Величавый

В своей особе небольшой,

Но смелый, ловкий и живой,

Прошел он быстро предо мной…

Будущая известная поэтесса Евдокия Ростопчина с детства была увлечена литературой. В семье дань этому виду искусства отдавали все. Бабушка Мария Васильевна Сушкова получила известность как переводчица на русский язык Мармонтеля и с русского на французский – произведений М. М. Хераскова. Она сотрудничала в первых литературных журналах екатерининского времени, и Данила Лукич Мордовцев, один из самых любимых в России авторов исторических повестей, причислил ее к замечательным женщинам второй половины XVIII века.

Сын Марии Васильевны, родной дядя Додо, Н. В. Сушков учился и дружил с А. С. Грибоедовым, познакомился с совсем еще маленьким Пушкиным, виделся с ним в Лицее и даже передал поэту поэму М. М. Хераскова «Бахариана», которой тот пользовался, работая над «Русланом и Людмилой». Если его собственные литературные опыты и не отличались талантливостью, это искупалось тем благоговением, с которым он относился к Пушкину. 1 февраля 1837 года он был у гроба поэта.

Современникам нравились сочинения и переводы другого дяди Додо – М. В. Сушкова, в том числе его «Российский Вертер». Писали стихи и братья поэтессы. Однако родственная критика подчас бывала такой беспощадной, что девочка далеко не всегда решалась представлять на семейный суд свои сочинения.

Дюма-отец

П.А. Федотов

На следующую зиму юную Евдокию Сушкову родные начинают вывозить в свет, и на одном из декабрьских балов в доме А. В. Голицына ей представят Пушкина. Теперь поэт забудет обо всем окружающем. Разговор пойдет о стихах Додо, которые Пушкин, оказывается, знал уже не один год. События на Сенатской площади, выступление декабристов вызовут к жизни строки поэтессы, и они станут известны:

Соотчичи мои, заступники свободы,

О, вы, изгнанники за правду и закон,

Нет, вас не оскорбят проклятием народы,

Вы не услышите укор земных племен!…

Хоть вам не удалось исполнить подвиг мести

И цепи рабства снять с России молодой,