Гоголь: Творческий путь - [207]

Наиболее положительным, даже идеальным характером для автора является дочь генерала Бетрищева Улинька. Видимо, она и должна стать той «чудной русской девицей», появление которой было обещано еще в первой части поэмы. Гоголь стремился воплотить в ней идеал русской женщины, родственный во многом образу пушкинской Татьяны. Улинька противостоит миру «мертвых душ». Она благородна, чиста, добра. «Было в ней что-то стремительное», – указывает Гоголь. Это «стремительное» начало выделяет Улиньку из неподвижности и косности дворянского существования, затянувших в свое липкое болото даже Тентетникова. В самой наружности Улиньки Гоголь подчеркивает эту «стремительность»: «Когда она говорила, у ней, казалось, все стремилось вослед за мыслью – выражение лица, выражение разговора, движение рук; самые складки платья как бы стремились в ту же сторону и казалось, как бы она сама вот улетит вослед за собственными словами. Ничего не было в ней утаенного. Ни перед кем не побоялась бы она обнаружить своих мыслей, и никакая сила не могла бы ее заставить молчать, когда ей хотелось говорить. Ее очаровательная, особенная, принадлежавшая ей одной походка была до того бестрепетно-свободна, что все ей уступало бы невольно дорогу». Улинька ненавидит ложь и обман, вокруг нее распространяется атмосфера духовной чистоты, которую даже Чичиков почувствовал.

Однако и образ Улиньки не смог получить подлинно жизненного наполнения и, при наличии некоторых реальных красок, не стал живым, типическим. Многое намечено в ней еще условными чертами, благодаря чему самая «идеальность» ее остается недоговоренной, бесплотной. Улинька ненавидит обман и зло, фальшь и лицемерие, но в сохранившихся главах она не показана в активной, действенной роли. Лишь указания на ее дальнейшую судьбу, сохранившиеся в памяти современников, знакомых с уничтоженными главами поэмы, позволяют увидеть в ней не только чистую, идеальную натуру, но и натуру, способную на самопожертвование, на активность. Этим она отдаленно предвещает положительные образы героинь тургеневских романов – Лизу Калитину, Елену Стахову, Ольгу в «Обломове» Гончарова.

Попытка Гоголя показать новые веяния в помещичьем хозяйстве, найти выход из противоречий и кризиса феодально-барщинной системы приводит его к созданию образа Костанжогло, который, при всей своей идейной и художественной неполноценности, весьма характерен. Образом Костанжогло Гоголь пытался доказать возможность эффективного сочетания патриархальных начал с капиталистической рационализацией помещичьего хозяйства, сочетания крепостного земледелия с промышленным, вернее мануфактурным, производством. Добродетельный помещик и образцовый хозяин – это образ, который имеет свою биографию. Его неоднократно пытались показать и до Гоголя в качестве противовеса «дурным» помещикам. Таков добродетельный и просвещенный Горгоний в романе Нарежного «Аристион» (1822), осуществляющий у себя в поместье своего рода руссоистскую идиллию, таков необычайно энергичный рационализатор – помещик Россиянинов в реакционно-мещанском романе Булгарина «Иван Выжигин» 1829), таков Подстолич в дидактическом и сугубо благонамеренном романе К. Массальского «Пан Подстолич» 1830). Однако все эти попытки показать преуспевающего помещика, реформировавшего свое хозяйство в рамках крепостничества, оказывались несостоятельными с идейной стороны и художественно беспомощными.

Не смог преодолеть этого схематизма и Гоголь, пытаясь создать положительный образ преуспевающего помещика, каким является у него Костанжогло. Если Манилов и Тентетников понятия не имеют о сельском хозяйстве, никак не вникают в его ведение, то Костанжогло, по словам Платонова, «землевед такой, у него ничего нет даром. Мало, что он почву знает, как знает, какое соседство для кого нужно, возле какого хлеба какие дерева». Костанжогло отличается необыкновенной энергией, вникает в каждую деталь своего хозяйства, заставляя и других работать с непривычной для крепостного труда интенсивностью: «У меня работай – первое; мне ли, или себе, но уже я не дам никому залежаться. Я и сам работаю как вол…» – говорит о себе Костанжогло. Гоголь всячески стремится подчеркнуть, что он экономен, чрезвычайно бережлив даже в своем домашнем быту, презирает всякую роскошь и барские помещичьи затеи.

Однако образ Костанжогло подсказан Гоголю не столько реальной жизнью, сколько рецептами современной публицистики, ратовавшей за «образцового» помещика-хозяина, способного противостоять дворянскому разорению. Так, Д. Шелехов в «Библиотеке для чтения» еще в 1836 году рисовал облик «рассудительного хозяина», весьма схожий с Костанжогло: «Уменьшение дворни, истребление псовой охоты, сокращение обширных английских садов, простая и скромная жизнь без шумных пиров, бесконечно продолжительных и нелепо роскошных, – все это под конец года сбережет рассудительному хозяину большие денежные капиталы на дела благоразумные и на цветущее состояние его хозяйства».[404]

Костанжогло соединяет в своем лице помещика и фабриканта: в имении он завел мануфактуры для тканья сукон, для варки клея. Но Костанжогло не хочет признавать себя промышленником, по его словам, фабрики у него «сами завелись». В то же время Костанжогло – противник фабрикантов, противник капиталистических отношений. Он держится за крепостную мануфактуру, пытается сочетать рационализацию помещичьего хозяйства с патриархальными началами. Поэтому он осуждает «умников», устроивших «конторы» и «мануфактуры», тех помещиков, которые «торгашами поделались», завели прядильные машины и ткут «кисеи шлюхам городским». Костанжогло считает, что помещик должен прежде всего «возделывать землю»: «Не говорю не заниматься другим, но чтобы в основание легло хлебопашество – вот что. Фабрики заведутся сами собой, да заведутся законные фабрики, – того, что нужно здесь, под рукой человеку на месте, а не эти всякие потребности, расслабившие теперешних людей. Не эти фабрики, что потом, для поддержки и для сбыту, употребляют все гнусные меры, развращают, растлевают несчастный народ. Да вот же не заведу у себя, как ты там ни говори в их пользу, никаких этих внушающих высшие потребности производств, ни табака, ни сахара, хоть бы потерял миллион. Пусть же, если входит разврат в мир, так не через мои руки. Пусть я буду перед богом прав…» Предприимчивый и оборотистый делец, заводящий фабрики и мануфактуры, у которого «всякая дрянь дает доход», выступает у Гоголя как защитник патриархальных начал и обличитель капиталистического «разврата». Костанжогло один из вариантов «примирения» непримиримых противоречий. В том и сказался утопизм Гоголя, что реальные противоречия действительности он пытался «лечить» нереальными, фантастическими средствами.