Гоген в Полинезии - [6]
говори, это самый дешевый способ украсить помещение, и кафе будет лучше отвечать
своему назначению. Стен было столько, что можно было развесить чуть не сотню картин и
рисунков. Поэтому трое устроителей - Шуфф, Гоген и Эмиль Бернар, они же члены
самозванного выставочного комитета, - пригласили еще шестерых друзей. Чтобы привлечь
в не совсем обычную галерею возможно больше посетителей, окрыленные надеждами
художники отпечатали красочную афишу, которую сами же и расклеили накануне
вернисажа под многоопытным руководством Гогена. Ведь он и как расклейщик был в этой
группе мастером.
Ожидая, когда все парижские критики, коллекционеры и торговцы картинами ринутся
в «Кафе искусств», Поль Гоген и его друзья бродили по обширной выставочной
территории, над которой высилась только что сооруженная Эйфелева башня, гордое и
смелое олицетворение возможностей французской техники и индустрии. Замечательные
промышленные изделия и хитроумные машины, заполнявшие большинство стеклянных
дворцов и железных сараев, не очень-то увлекали Гогена. Зато его совсем заворожили
образцы восточной скульптуры - как оригиналы, так и хорошие копии, - которые он
впервые увидел в отделе французских колоний. Внимательно изучал он также
этнографическую экспозицию «Развитие жилищ» - на редкость полное собрание свайных
построек, бамбуковых и глинобитных хижин, юрт и чумов со всех концов света.
Чрезвычайно понравилась ему и яванская деревня, построенная голландцами рядом с ост-
индским павильоном; здесь можно было увидеть настоящие ритуальные танцы в
исполнении грациозных индонезиек.
Конечно, у каждой французской колонии был свой павильон или, по меньшей мере,
свой отдел в главном павильоне на Марсовом поле. До нас не дошло никаких писем или
других документов, из которых вытекало бы, что Гоген заинтересовался таитянским
отделом. И в этом нет ничего удивительного, так как экспозиция была очень скромной, ее
главные достопримечательности составляли коллекция плетеных шляп и череп, якобы
служивший чашей древним островитянам2. Вряд ли могли заманить публику и
представленные здесь экземпляры знаменитого рода вахине таитиенсис. Как ни странно,
с легендарного острова любви привезли, затратив немало денег, не молодых, прекрасных и
обольстительных наяд, а престарелых матрон, примечательных главным образом своей
тучностью и безобразием. А объяснялось это тем, что министр колоний, желая избежать
скандальных происшествий, потребовал, чтобы на выставку прислали только
«высоконравственных замужних женщин безупречного поведения»; в итоге выбор
оказался крайне ограниченным3.
К великому разочарованию синтетиков и импрессионистов, необычный струнный
оркестр Вольпини - двенадцать скрипачек и один корнетист под управлением русской
княгини - пользовался куда большим успехом, чем их полотна. Если кто-либо из
посетителей и обращал взгляд на картины, то лишь затем, чтобы поупражняться в
острословии. Критики и искусствоведы вообще не появлялись. Ни одна картина, ни один
рисунок не были проданы. Это тем более возмущало Гогена, что он сильнее прежнего
рвался в тропики. Правда, теперь он задумал ехать не на Мартинику, а на Восток. К
сожалению, Индия была английской, а Ява голландской колонией, и там нищие
французские художники вряд ли могли рассчитывать на помощь и пособие. На его счастье,
Франция несколько лет назад захватила в Юго-Восточной Азии новую колонию -
Индокитай, край китайской и индийской культуры, где французские войска обнаружили в
джунглях развалины многочисленных храмов. Как и многие другие любители
приключений, Гоген вообразил, что власти с радостью оплатят ему проезд и назначат
щедрое месячное жалованье, стоит только подать заявление, выражая свою готовность
служить в колониальной администрации. Понятно, он представлял себе какую-нибудь
необременительную должность на заставе в лесной глуши, без начальников, которые
вмешивались бы в его занятия. Или, как он сам с предельной откровенностью писал: «Мне
нужно хорошее место в Тонкине, чтобы я мог заниматься живописью и накопить денег.
Весь Восток и запечатленная золотыми буквами в его искусстве глубокая философия, все
это заслуживает изучения, и я верю, что обрету там новые силы. Современный Запад
прогнил, но человек геркулесова склада может, подобно Антею, почерпнуть свежую
энергию, прикоснувшись к тамошней земле. Через год-два, окрепнув и закалившись,
можно вернуться»4.
А так как бретонские пансионаты по-прежнему оставались единственным местом, где
Гоген, ожидая доходной должности в колонии, мог рассчитывать на кредит, пришлось ему
снова отступить в Бретань. К его великому негодованию, все места в пансионате Глоанек
заняли туристы и художники-академисты. Но, поискав немного, он нашел в затерявшемся
среди дюн местечке Лё Пульдю маленькую гостиницу, где и уединился вместе со своими
последователями. Их было четверо, его лучших друзей и преданнейших учеников:
Шарль Лаваль, спутник Гогена в его не совсем удавшемся путешествии в Панаму и на
Мартинику, теперь еще более замкнутый и молчаливый, чем прежде, и больной
туберкулезом.
Поль Серюзье, респектабельный, одетый с иголочки живописец средней руки,
Хроника мореплавании в Тихом океане изобилует захватывающими эпизодами, удивительными и нередко драматическими приключениями. Но в этой летописи история путешествия английского судна «Баунти» представляет собой, пожалуй, самую яркую страницу. Здесь нет необходимости излагать ход событий: читатель найдет превосходный рассказ об этом плавании в предлагаемой книге.
Замечательная книга известного шведского путешественника Бенгта Даниельссона — он любил море так же безрассудно и страстно, как некоторые мужчины любят желанных женщин. Но, к сожалению, это была любовь без ответа, так как большая часть его многочисленных плаваний кончалась катастрофой. Пожалуй, уже раз десять его спасали от преждевременной, но, казалось, верной смерти в волнах океана.
Книга знакомит с традиционной культурой и бытом наименее изученной группы обитателей Восточной Полинезии — островитян Маркизского архипелага, а особенно — с современным состоянием этих островитян, с той социальной и культурно-бытовой обстановкой, какая сложилась на Маркизских островах после полуторавекового хозяйничанья европейских колонизаторов.
Сатирическая приключенческая повесть, написанная спутником Тура Хейердала по путешествию на "Кон-Тики", о путешествии по Тихому океану на плоту трех мальчиков, одного американского дельца и свергнутого президента Эквадора.
Книга «Счастливый остров» написана шведским этнографом Бенгтом Даниельссоном, участником знаменитого плавания через Тихий океан на плоту «Кон-Тики», которое закончилось на коралловом атолле Рароиа в архипелаге Туамоту.Автор впоследствии еще дважды побывал на этом островке и хорошо изучил жизнь его обитателей.В книге «Счастливый остров» дается живое, увлекательное описание быта небольшой этнической группы, которую меньше, чем в других колониях, затронуло тлетворное влияние капиталистической системы и так называемой «западной цивилизации».Автор в популярной и занимательной форме знакомит читателя с исконной культурой раройцев, со всем ценным и самобытным, что островитянам удалось сберечь из наследия прошлого.Вместе с тем, Бенгт Даниельссон рисует мрачную картину физического вымирания жителей атолла, при полном отсутствии медицинской помощи.
Бенгт Даниельссон — один из спутников известного норвежского ученого и путешественника Тура Хейердала по его знаменитому плаванию на плоту «Кон-Тики». Автор этой книги на машине объездил южное и восточное побережья Австралии, побывал на севере материка и в его внутренних районах. Даниельссон изучил, правдиво и красочно описал жизнь коренных жителей Австралии, которых осталось немного; они, как и индейцы Северной Америки, помещены в резервации. Автор знакомит также с современными городами и фермами Австралии, с ее животными и растениями, нигде в мире больше не встречающимися.
Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .
Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.