Годы в огне - [150]

— Ах, как вы мне надоели, Николай Николаевич, — проворчала не без кокетства Урусова. — Ну, нельзя же, право, так досаждать. В чем дело?

— Не отказывайтесь — и завтра явитесь на вечер. Очень прошу.

И пожаловался:

— Вы со мною холоднее снега…

— А я и не собираюсь отказываться… — покрутила головой княжна. — Признаться, мне до смерти надоели все эти бумажки, и я даже рада немного покутить!

Улыбнулась, добавила:

— Да и то ведь сказать: без нас не праздник. Не так ли?

— Благодарю вас! — обрадовался Вельчинский. — Вам нисколько не будет скучно!

И он направился к двери.

— Одну минуту, — задержала его княжна. — Вечер состоится, я полагаю, для своих?

— Да — и здесь, в наших комнатах.

— Однако… — кажется, огорчилась Урусова. — Не слишком веселое соседство с кровью и слезами камер…

— Зато в полной безопасности, и можно болтать все, что угодно.

— А-а-а, существенно… — засмеялась Юлия Борисовна. — Ну, бегите.

На следующий день выдалась безмятежная погода, и на небе отсутствовали даже мельчайшие облачные помарки.

Начальник отделения отпустил сотрудников в полдень, чтобы они успели отдохнуть и привести себя в надлежащий вид.

Юлия Борисовна явилась на вечер в легком шерстяном платье, подаренном Верой Львовной в первый же день знакомства, и это синее платье было как нельзя более кстати в синий летний день, пронизанный теплом и светом.

Пока мужчины толклись в комнатке Юлии Борисовны, тщась поразить ее остроумием, а остальные женщины вяло прохаживались по коридору, мрачные солдаты носили в кабинеты начальства, разделенные всего лишь крошечной приемной, еду, водку и шампанское в ведерках со льдом.

Через полчаса все было готово; Павел Прокопьевич указал каждому его стул таким образом, что княжна оказалась рядом, а собственная жена — на дальнем конце стола, близ Вельчинского.

— Господа, сегодня супруги сидят порознь, — сообщил Гримилов. — По случаю праздника.

Марья Степановна и Эмма Граббе тотчас приняли вид оскорбленной добродетели, но на них никто не обратил внимания.

Павел Прокопьевич постучал ложечкой по графину, попросил тишины и объявил, что скажет два слова. Однако говорил он бесконечно долго, может, четверть часа, а может, и больше. Обычно язык капитана путался во рту, Павел Прокопьевич не мог закончить мысль, его не всегда понимали, и случались напряжение в беседе и даже досада. Теперь же слово у него цеплялось за слово, и говорил он с хорошо заметным удовольствием.

Возможно, капитана вдохновляла княжна, а может статься, пожилой господин в штатском, сидевший по правую руку от Павла Прокопьевича. Гость был спокоен и важен, как бонза, и весь блестел, будто его хорошо потерли мелом.

Пиджак приезжего никого не вводил в заблуждение, все здесь знали полковника Злобина. Начальник контрразведывательного отдела ставки любил по праздникам навещать подчиненных, знакомиться с делом, острить в обществе женщин и пить хорошее бесплатное вино.

Свой спич Гримилов-Новицкий начал, как и положено, с весьма лестных слов в адрес гостя. И выходило так, что все удачи отделения были прямое следствие указаний из Омска, а просчеты и поражения рождались вопреки им.

Но господин Злобин в середине речи Гримилова энергично махнул рукой: «Довольно, прошу вас!» — и капитан вполне гладко перешел к рассказу об уничтожении подпольного центра и кассы взаимопомощи стрелочников, под «крышей» которой таилась масса большевиков.

Сообщая эти старые, известные всем сведения, Павел Прокопьевич почтительно поглядывал на полковника и, читая в его глазах одобрение и даже похвалу, вполне сносно завершил речь.

Иеремия Чубатый вздыхал и желал капитану провалиться сквозь землю, дабы можно было уже наполнить стаканы, выпить и вполне легально поухаживать за Юлией Борисовной и Верочкой Крымовой.

Однако Гримилов внезапно заговорил вновь и, то и дело оборачиваясь к своему начальству, стал намекать на некие события, которые произойдут в ближайшее время. Красным приготовлен капкан, и скоро от армии Тухачевского останется лишь кровавая лужа.

Наконец Гримилов умолк окончательно и повернулся к Злобину, прося его произнести несколько слов. Полковник сказал: «Ну разве что несколько», — и тоже молол какую-то чепуху о клещах, о стратегии, о конце большевиков и всяких там либералов.

— В противном случае, — объяснил Злобин, — ни господин адмирал, ни я не могли бы разрешить такой вечер, как ваш. Впрочем, са́тис вербо́рум[66], наполним бокалы.

Он быстро вручил Георгиевские кресты Гримилову и Крепсу, произнес подобающие случаю слова, затем приколол Георгиевскую медаль к платью Урусовой и тоже что-то сказал совершенно равнодушно.

Тут же вскочил со своего места Павел Прокопьевич со словами благодарности и заверял господина полковника, что весь штат отделения, понимая свои задачи, постарается оправдать, а также достичь новых свершений, но запутался в длинных фразах и, спасаясь от конфуза, повернулся к Юлии Борисовне.

Княжна медленно поднялась со стула, буркнула что-то вроде «Я оправдаю надежды моего командования» — и села.

Через полчаса мужчины уже нетвердо держались на ногах, но вели себя вполне пристойно: смущало присутствие начальства.