Годы оккупации - [35]
Услышав эту новость, я точно прозрел. К чему были все меры предосторожности, наша внутренняя служба безопасности с ее сложнейшим аппаратом? Очевидно, в нашем восприятии есть слепое пятно: как раз самого простого, самого очевидного, всего того, что нам так знакомо из дешевых шпионских и детективных книжонок, мы не замечаем. Этого человека я видел каждый день, и у меня ни разу не мелькнуло ни малейшего подозрения, я часто дарил ему сигареты для жены, которая много курила. Полицейские всегда пользуются в своей работе одними и теми же приемами, как птицеловы для ловли птиц или удильщики для ловли рыбы.
Причем у них такая же страсть к своему делу. И они всегда добиваются успеха.
При таких встречах я замечаю, как пережитое обретает форму от повторного пересказа. Незначительные обстоятельства исчезают, уступая место характерным чертам, заостряясь в исторический анекдот. Сильнее проступают элементы драматизма. Рассказанная история тоже выигрывает от использования двух основных средств поэзии: выделения главного и отбрасывания лишнего.
Я предполагаю, что девять десятых гениальных высказываний и остроумных реплик, которые донесла до нас история, были придуманы задним числом, появились запоздалые остроты или по крайней мере не сразу были отточены до блеска. Это только усиливает историческую достоверность, которую не следует путать с фотографической точностью.
Хотя известия, просачивающиеся сюда с Востока, зачастую противоречат друг другу, среди них нет ни одного хорошего, так что с уверенностью можно сказать, что страсти, которые там происходят, превосходят все мыслимые страдания, когда-либо выпадавшие на долю людям. В особенности изнасилования совершаются, судя по всему, совершенно открыто, как одно из средств, при помощи которых хотят полностью сломить волю обезоруженного противника.
Один из беженцев рассказывал мне, что в одном берлинском бюро были жестоко покалечены две молодые машинистки. Об этом сообщили русскому коменданту, который прислал штабного врача посмотреть, каково состояние лежащих на полу девушек. Результат своего обследования он подытожил словами: «Нечего притворяться!»
Весь ужас этого суждения заключается в том, что весь ужас изнасилования для него сводится только к анатомическим фактам.
Еще я слышал об одном пасторе в Померании, который таким образом потерял жену. Ночью он при свече бодрствовал у ее гроба. Зашел солдат, сочувственно сказал: «О, фрау капут», — забрал свечку и ушел, оставив мужа в потемках.
Слыша такие вещи, приходится делать над собой огромное усилие, чтобы держать себя в узде.
Яблоки так и светятся в листве, ренклоды налились желтизной, распускаются первые голубые астры.
Сегодня кончил переписывать свое бразильское путешествие и собираюсь перейти к статье о соотношении языка и тела.
Язык и физическое строение тела. Эта тема тотчас же выводит на противоположность между духом и материей и борьбу, которую они ведут в сфере языка. В конечном счете она стоит за всеми нашими великими спорами — идет ли речь о номинализме и реализме, о значении причастия, о теории цвета или о капитане Дрейфусе.
Кроме того, в языке также существует баланс между светом и музыкой. Грамматика имеет световую природу, она соотносится с логикой, симметрией, этот факт, относящийся к архитектонике, демонстрирует любой учебник, в котором дается изменение форм. В противовес ему неустанно действует неоднозначная сила последовательного действия, обволакивающая стихия взаимных переплетений. Слова, образованные при помощи одной и той же грамматической операции, по-разному изменяют свой смысл. Здесь всегда наблюдается некоторый непредсказуемый разброс. С другой стороны, в языке также сталкиваются логика и история; время изменяет строгую структуру. Для наглядности я составил себе ряд сравнительных таблиц, как например следующую:
weiß — weißen schwarz — schwärzen, anschwärzen — чернить (покрывать черной краской), очернить rot — röten erröten — делать красным, краснеть gelb — gilben, vergilben — желтеть (поэтич.), желтеть (в бумаге, листве) blau — blauen, bläuen; verbleuen — синий, синить; избить до синяков grün — grünen, ergrünen; vergriinen — зеленеть, зазеленеть; отцветать, желтеть braun — bräunen; brünieren — загорать, подрумяниться; воронить (сталь) grau — grauen; ergrauen — рассветать; (по) седеть.
Казалось бы, глаголы, соответствующие прилагательным, должны обозначать действие окрашивания. Однако такое значение имеют лишь немногие из них. У других значение более узкое, а у большинства проявляется множество непредсказуемых особенностей и таких значений, которые основываются на чувственном опыте и являются условными. Отчего gilben «желтеть» можно отнести к зерновым, а к сливе ренклод нельзя? Отчего bläuen сочетается с существительными Stahl, Wäsche, Zucker, а в отношении других сходных веществ надо говорить blaufärben? Выражение «das Pergament vergilbt», описывает процесс, при котором цвет пергамента переходит в желтый, а выражение «das Laub vergrünt» напротив обозначает тот факт, что листва теряет зеленый цвет? Anschwärzen значит «очернить, оклеветать» человека, но почему-то «обелить» нельзя соответственно выразить словом «anweißen», а надо для этого сказать «weißwaschen» или «weißbrennen». Иноязычное слово brünieren вошло в употребление только в области металлургии. Все это нельзя объяснить логически и установить для этого какие-то правила, хотя в то же время нельзя сказать, что это делается произвольно.
Эта книга при ее первом появлении в 1951 году была понята как программный труд революционного консерватизма, или также как «сборник для духовно-политических партизан». Наряду с рабочим и неизвестным солдатом Юнгер представил тут третий модельный вид, партизана, который в отличие от обоих других принадлежит к «здесь и сейчас». Лес — это место сопротивления, где новые формы свободы используются против новых форм власти. Под понятием «ушедшего в лес», «партизана» Юнгер принимает старое исландское слово, означавшее человека, объявленного вне закона, который демонстрирует свою волю для самоутверждения своими силами: «Это считалось честным и это так еще сегодня, вопреки всем банальностям».
«Стеклянные пчелы» (1957) – пожалуй, самый необычный роман Юнгера, написанный на стыке жанров утопии и антиутопии. Общество технологического прогресса и торжество искусственного интеллекта, роботы, заменяющие человека на производстве, развитие виртуальной реальности и комфортное существование. За это «благополучие» людям приходится платить одиночеством и утратой личной свободы и неподконтрольности. Таков мир, в котором живет герой романа – отставной ротмистр Рихард, пытающийся получить работу на фабрике по производству наделенных интеллектом роботов-лилипутов некоего Дзаппарони – изощренного любителя экспериментов, желающего превзойти главного творца – природу. Быть может, человечество сбилось с пути и совершенство технологий лишь кажущееся благо?
Из предисловия Э. Юнгера к 1-му изданию «В стальных грозах»: «Цель этой книги – дать читателю точную картину тех переживаний, которые пехотинец – стрелок и командир – испытывает, находясь в знаменитом полку, и тех мыслей, которые при этом посещают его. Книга возникла из дневниковых записей, отлитых в форме воспоминаний. Я старался записывать непосредственные впечатления, ибо заметил, как быстро они стираются в памяти, по прошествии нескольких дней, принимая уже совершенно иную окраску. Я потратил немало сил, чтобы исписать пачку записных книжек… и не жалею об этом.
Первый перевод на русский язык дневника 1939—1940 годов «Сады и дороги» немецкого писателя и философа Эрнста Юнгера (1895—1998). Этой книгой открывается секстет его дневников времен Второй мировой войны под общим названием «Излучения» («Strahlungen»). Вышедший в 1942 году, в один год с немецким изданием, французский перевод «Садов и дорог» во многом определил европейскую славу Юнгера как одного из самых выдающихся стилистов XX века.
Дневниковые записи 1939–1940 годов, собранные их автором – немецким писателем и философом Эрнстом Юнгером (1895–1998) – в книгу «Сады и дороги», открывают секстет его дневников времен Второй мировой войны, известный под общим названием «Излучения» («Strahlungen»). Французский перевод «Садов и дорог», вышедший в 1942 году, в один год с немецким изданием, во многом определил европейскую славу Юнгера как одного из выдающихся стилистов XX века. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.