Годы на привязи (цикл рассказов) - [14]

Шрифт
Интервал

— Ладно, продолжим. Завидовал? — спросил Аман, как ни в чем не бывало.

— Черной завистью — нет!

— Лгал?

— Врал. — Клыч покосился на Алика.

— Не отвлекайся! Насмехался над другими?

— Нет.

— Клеветал?

— Наговорил на себя.

— Злословил?

— Да, говорил плохо о бывшем друге.

— Озлоблялся?

Алик сидел смирный. Глаза стали кроткими, как у кролика. Наташа подошла к нему, потормошила:

— Алик, что с тобой, Алик?..

— Так. Озлоблялся?

— Да.

— Богохульствовал?

— Я в бога не верю!

— На словах или в душе?

— На словах.

— А в душе?

— Не знаю, не думал.

— Что ты с ним сделал? — Наташа сердилась.

— Хорошо, верну его в прежнее состояние. — Аман пронзительно крикнул, направив звуковой удар на Алика.

Алик пришел в себя. Покачивая головой, встал:

— Ну ты даешь!

— Сейчас Алика проверим. Ну-ка, посмотри мне в глаза!

— Пошел ты! Не дано тебе судить! Суди себя, если тебе это нравится! А других не трогай! Каждый сам знает, как ему жить. Надо будет, отвечу. Но не перед тобой!

Аман неожиданно обмяк. Он грустно смотрел на Алика.

— Несчастный ты человек! Жаль мне тебя! — сказал он тихо. — Не знаю, есть ли тот свет, будем ли держать там ответ. Но знаю, что мы в ответе за эту жизнь. И расплата — здесь! Каждый прожитый день надо подвергать суду своей совести, чтобы потом не делать кроличьи глаза: за что, мол, бог меня наказывает! Не бог наказывает, а сам человек себя. Не хочешь быть наказанным, живи по совести! Больше всего я ненавижу ложь! Логинов, я тебя тут наслушался. Ведь ты все время лжешь! Вернее, не лжешь, говоришь ты мало, — боишься сказать правду. Малодушничаешь. Отсюда все твои беды. Ты совестлив и в то же время труслив, вот и мечешься. Почему бы тебе не набраться мужества и не сознаться во всем? Ведь ты приехал в эти пески в поисках островка спасения, оазиса света? Так?

— В чем я должен сознаться?

— Прекрасно знаешь в чем! Сейчас в голове у тебя то, в чем должен сознаваться. Твоя совесть прекрасно знает — в чем. Она подскажет. Давай!

— Аман, я уже признался себе. Почему я должен перед всеми? И вообще это не тактично, брать на себя роль учителя!

— Да, я беру! И пускай каждый берет! И ты возьми! Пускай все будут требовательны друг к другу, исповедуйся перед простым человеком! Богу не нужна твоя исповедь. Ему нет дела до тебя! А мы тебе сообща поможем…

Старик сидел на песке, слушал их, презрительно щурясь.


Товар разложен на песке. Клыч и Аман стояли огорченные. Семьи чабанов, окружившие караван-лавку, теперь расходились недовольные. Хал-ага сидел грустный. Наташа подошла к лавке, робко спросила:

— Можно мне вот это? Клыч поднял рулон ткани.

— Сколько тебе?

— Три метра.

Алик отвел Логинова в сторону:

— Не нравится мне Аман. Строит из себя праведника. А сам не лучше других. Выгодно брать на себя этакую роль святоши. Тоже мне! Фарисей! Давай его проучим?

— Как?

— Это предоставь мне.

— Все же?

— Подкинем ему в чай лошадиный возбудитель. Вот! — Алик показал кристаллики, развернув клочок бумаги. Руки его тряслись. — На гелиосистеме знакомый ветеринар дал. Поглядим, какой он праведник. Вот будет хохма!

— Дай сюда!

Алик протянул. Логинов высыпал кристаллики в песок и растоптал:

— Пошел вон!

— Что-о-о?

— Вон!

— Ты! Осторожно! — Алик взял Логинова за грудки.

Логинов с силой его оттолкнул. Алик присел, встал и замахнулся. Логинов поймал его руку и завел за спину.


Наташа искала свою особую траву. Алик крутился возле нее. Все увидели, как он положил руки ей на плечи и что-то оживленно стал говорить.

Старик отвернулся.

— Женщины теряют достоинство. Раньше держали их в узде, и все было как надо. А теперь распустили. Женщины — существа безмозглые, не имеют своего мнения, все делают с оглядкой на мужчину. И попадают в руки наглецов и подонков.

— Ты слишком резок, — возразил Логинов. — Наташа по простодушию и деликатности…

Аман побагровел:

— По горло сыты вашей эмансипацией! Злость передалась и Логинову:

— А я сыт твоими рассуждениями!


Пустыня выгорела. Жара все испепелила. От зеленого бархата трав осталось одно желтое, жухлое сено. Пустыня на глазах преобразилась в серую, безжизненную. Все вокруг тонуло в горячем мареве жары и дрожало.

Заботливый Клыч установил полог над верблюдом Наташи, куб из рам, обтянутый полотном.

— Раньше в таких паланкинах возили невест, — сказал Алик и перебрался к Наташе.

— Чтобы девушка не скучала, — объяснил он, заметив неприязненный взгляд старика. Логинову подмигнул. Тот отвернулся.

Через полчаса по просьбе Наташи сделали короткую остановку.

— Натаха, ну погоди, что ты, я же… — уговаривал ее Алик.

— Слезай, а то сейчас…

— Постой!

— Хал-ага! — позвала Наташа.

— Зачем ты, я же сам… Старик остановил караван.

— Дедушка, Алик хочет пересесть. Алик пересел.

Караванбаши одобрительно кивнул, и тронулись.

Под вечер Аман и Клыч разгружали тюки, Хал-ага стреножил верблюдов, Логинов готовил ужин, Алик пошел за дровами.

Наташа появилась в немыслимом балахоне.

— Ну, как я? — покрутилась.

— Хорошо, — восхитился Логинов. Наташа пошла показаться Аману и Клычу.

— Очень вам идет, — сказал Клыч.

У Хал-аги потеплели глаза, зацокал языком.

— Спасибо! Пойду искать свою траву. Старик кивнул.

Издали Наташа походила на большую яркую бабочку над выцветшей травой. Рядом появился Алик, прямо черный жук. Стали вдруг горячо объясняться. Алик хватал ее за руку. Наташа пошла в сторону каравана. Алик догнал ее и еще раз потянул назад. Логинова передернуло. Кровь ударила Клычу в голову.


Еще от автора Акмурат Широв
Шаль с кистями

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сад неведения

"Короткие и почти всегда бессюжетные его рассказы и в самом деле поражали попыткой проникнуть в скрытую суть вещей и собственного к ним отношения. Чистота и непорочность, с которыми герой воспринимал мир, соединялись с шокирующей откровенностью, порою доходившей до бесстыдства. Несуетность и смирение восточного созерцателя причудливо сочетались с воинственной аналитикой западного нигилиста". Так писал о Широве его друг - писатель Владимир Арро.  И действительно, под пером этого замечательного туркменского прозаика даже самый обыкновенный сюжет приобретает черты мифологических истории.


Путник. Лирические миниатюры

Произведения Акмурада Широва –  «туркменского Кафки», как прозвали его многие критики, обладают невероятной эмоциональной силой. Живые образы, психологически насыщенные наблюдения, изящные метафоры, сочный, экзотичный язык, и главное, совершенно неожиданные философские умозаключения. Под пером мастера даже самый обыкновенный сюжет приобретает черты мифологических истории. Мир в произведениях Широва совершенно уникален. В нем логика уступает место эмоциям, сновидения вторгаются в жизнь, а мифы кажутся реальнее самой реальности.


Рекомендуем почитать
Синхронизация

В каких мирах путешествует душа человека, пока его тело спит? Могут ли души людей общаться между собой подобно тому, как люди делают это с помощью мобильных телефонов? Какие возможности открываются перед человеком, когда его душа и сознание пребывают в полной гармонии? Какая связь между душой отдельного человека и душой мира? И как один человек может спасти целый мир?


Две истории

— Но… Почему? — она помотала головой, — Я как бы поняла… Но не очень. Кеша наклонился вперед и осторожно взял ее ладони в свои. — Потому что там, на сцене, ты была единственной, кто не притворяется. В отличие от актеров, ты показалась мне открытой и естественной. Наивной, конечно, но настоящей. Как ребенок.


Две сестры и Кандинский

Новый роман Владимира Маканина «Две сестры и Кандинский» — роман необычный; яркое свидетельство нашего времени и одновременно роман-притча на тему о том, как «палач обнимется с жертвой». Тема вечная, из самых вечных, и, конечно, острый неотменяемый вопрос о том — как это бывает?.. Как и каким образом они «обнимутся», — как именно?.. Отвечая на него, Маканин создал проникновенный, очень «чеховский» текст. Но с другой стороны, перед нами актуальнейший роман-предостережение. Прошло достаточно времени с момента описываемых автором событий, но что изменилось? Да и так ли все было, как мы привыкли помнить?.. Прямых ответов на такие вопросы, как всегда, нет.



Когда мы были чужие

«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.


2024

В карьере сотрудника крупной московской ИТ-компании Алексея происходит неожиданный поворот, когда он получает предложение присоединиться к группе специалистов, называющих себя членами тайной организации, использующей мощь современных технологий для того, чтобы управлять судьбами мира. Ему предстоит разобраться, что связывает успешного российского бизнесмена с темными культами, возникшими в средневековом Тибете.