Годы на привязи - [8]

Лев усмехается, иронично.

— Да не надо рвать, зачем? Ты садись.

— Я вам еще не надоел? — удивленно спрашивает Вася.

— Нет, интереснее становится.

— Вы лишены мук и совести художника, вы не страдаете от душевного разлада!

— Ты меня не знаешь, как можешь об этом судить?

— Я читал ваши книжки. Вы бездарны. Прощайте! Вася берет свой «дипломат» и под презрительными взглядами идет в прихожую обуваться.

— Дядя Вася, ты уже уходишь? — к нему подбегает Ксюша. — А рисунки мои не будем смотреть? Дядя Вася!

— В другой раз, Ксюша, ладно?

Дверь захлопывается.

— Ксюша, вернись!

— Хам какой-то! Надо бы ему преподнести урок! — возмущается оскорбленный Борис.

— Не надо, пусть уходит, — отвечает грустный Лев.

— Явился с этой своей бутылкой! — говорит Ляля. — Как будто мало подворотен! Лев, сколько раз я тебе говорила, отвяжись от него!

— Прет в литературу всякий плебс! — возмущается Борис.

— Я всегда знала, чувствовала, что он что-то выкинет, а Лев хочет выглядеть демократичным!

— Вообще, при желании, можно ему перекрыть кислород, — размышляет Борис.

— Не надо, он талантлив, — говорит Лев.

— Да брось ты! Из-за одного такого литература не обеднеет! Говорить с учителем так по-хамски!

— Насчет меня он прав. Он сказал то, в чем я себе не признавался…

Гости ошарашены.

Вася выходит во двор, и лучи солнца бьют ему в глаза. Он машинально ощупывает карманы, еще сам не сознавая, что ищет, заглядывает в «дипломат». Там тоже нет того, что он ищет.

Вдруг вспоминает, что оставил очки. Ему представляется: гости разошлись, и Ляля со Львом заняты уборкой. В прихожей на тумбочке Ляля обнаруживает черные очки. Она отскакивает испуганно назад, как будто увидела змею. «Лев!» — кричит она. Подавляя тошноту, она показывает кивком на очки. Лев ищет, чем бы взять их. Под его тяжелым взглядом очки крошатся, как под подошвами. Наконец, он тряпкой цепляет их и несет в вытянутой руке, как гадость какую, за дверь и выбрасывает как можно дальше. Потом идет мыть руки. Тщательно, как врач, намыливает руки, вытирает чистым белоснежным полотенцем, обнимает Лялю, и радость и блаженство охватывают их.

Вася решительно возвращается в дом. Лев и Ляля, Борис и Вика, как по команде замолчав, следят за ним. В глазах у них настороженность: от этого всего можно ожидать!

— Дядя Вася вернулся!

— Сейчас, Ксюша, сейчас. — Насупившись, Вася ходит по комнате.

— Ты ищешь что-то? — спрашивает Ксюша.

— Да, очки.

— Ты и очки носишь? — иронизирует Лев.

— Они не такие, как у вас!

Вася находит свои очки, цепляет тут же на глаза, и на ощупь открывает дверь.

Он шагает по улице дачного поселка в черных смешных очках и с плоским чемоданчиком в руке. Прекрасный воздух чист. Маленькое чистое озеро с лодочками. Вырвав из своего ежедневника листок бумаги, он пишет что-то. Возвращается к двери Лариных. Отколупывает старую кнопку на дверях и прикрепляет записку. «Лев Сидорович, извините за форму, за содержание — никогда!»

Он переходит железную дорогу. Рядом возвышаются бетонные помосты платформы. Одновременно, с обеих сторон, оглушая, обдавая его воздушным вихрем, проходят электрички. Он делает шаг к одной платформе, потом к другой — и садится в поезд.

Он сидит. Ощущение долгой-долгой езды. Потом вдруг ощущение это проходит.

КАРАВАН

По утреннему городу, шумному, людному, двигался караван. Сигналили машины, звенели колокольцы. Верблюды, навьюченные и связанные друг с другом, степенно следовали по проспекту.

На верблюде Инэр во главе каравана гордо восседал Хал-ага. Старик был неподвижен, как бронзовый идол. Лишь изредка, снимая мохнатую шапку, вытирал пот с наголо обритой головы яйцевидной формы.

За ним, через два верблюда, ехал его помощник, внук Клыч, поджарый юноша с узкой талией, решительным лицом, которому впору сидеть на резвом скакуне, а не на допотопном жвачном животном.

Аспирант Алик в кожаном пиджаке, фирменных штанах сидел будто не на горбу верблюда, а на высоком крутящемся табурете у стойки бара.

Следом за ним ехал литератор Дмитрий Логинов, серьезный бородач.

Замыкал караван странный молодой человек лет двадцати семи, одетый в белые штаны и длинную белую рубаху навыпуск. Темные длинные волосы обрамляли смуглый лоб. Определить его национальность, род занятий было бы трудно.

Люди с любопытством глазели на это необычное зрелище. Водители, высунув головы из кабин, шутили:

— Кому хорошо, так это верблюдам!

— Запчастей не требуется!

— Бензобак на горбу! Верблюд Амана гордо отвернулся.

— Здорово, а! — воскликнул Алик, обернувшись к Аману. — Вот это качка! Прекрасно себя чувствую. Слушай, может это и полезно, а? Вот тема для исследования, да?

— Езда на ишаке тоже полезна, встряхиваются потроха, массируются. Напиши и об этом! — съязвил Аман.

— А что, принимаю! Хорошая идея!

Был апрель, цветущая пора в пустыне. Холмы покрыты зеленью и усеяны красными маками. Солнце вошло в темные тучи, тучи надвинулись на караван. Кончился оазис. Началось великое безмолвие пустыни.

Стал накрапывать дождь. При спуске с очередного бархана показался ярко раскрашенный автобус «Интуриста». Двое мужчин в белых халатах и колпаках жарили шашлыки. Были расставлены складные столы и стулья. Стоял «уазик» с фургоном.