Годы испытаний. Книга 3. Разгром - [44]

Командующий был в отличном настроении, и я не замедлил воспользоваться его расположением ко мне. Руофф обещал мне: как только наша армия достигнет Кубани, я получу отпуск. До меня дошли слухи, что тебя представили к высокой награде. Поздравляю».

«О, Крейц уже узнал о моем награждении. Может, и я получу отпуск после успешного завершения боев?»

Но почему задерживается начальник штаба с докладом?

Мильдер забеспокоился, набрал номер. По встревоженному голосу Кранцбюллера он понял: что-то произошло.

— Я требую, господин подполковник, личного доклада. Не играйте со мной в прятки. Я не люблю этого. Вы должны знать.

Через несколько минут раскрасневшийся Кранцбюллер стоял перед Мильдером навытяжку. По вискам его стекали ручейки пота, и он промокал их платком.

— Русские потеснили два наших танковых полка, господин генерал. Я получил донесения от командиров, — он взглянул на часы, — в четырнадцать тридцать пять, но не хотел вас расстраивать. У вас сегодня такой день.

Мильдер побагровел и порывисто встал:

— Почему вы скрыли от меня?

— Я приказал, господин генерал, немедленно восстановить потерянные позиции. Одному из полков их удалось вернуть. Они даже захватили еще два крупных здания, но русские перешли в контратаку, и полк отошел к оврагу. — Кранцбюллер тщетно пытался показать на карте то место, куда отступили немецкие полки. Карандаш не слушался в его руках и плясал по карте. Мильдер схватил трубку:

— Полковника Баблера. Немедленно разъединить! Что-что? Докладывает лично Паулюсу? Полковника Нельте. Нет? Поехал к нам?

«Значит, и командующему стало известно. А я, я ничего не знаю», — злился Мильдер.

— Господин Кранцбюллер! Я не прощу вам этого! Понимаете, не прощу! Вы свободны.

Паулюс, узнав о неудаче в танковом корпусе Мильдера, сказал Шмидту:

— По-моему, мы поторопились с награждением.

С Мильдером он говорил сдержанно, но с иронией:

— Не по-джентльменски с вами поступили русские, господин генерал. Вместо того, чтобы добровольно признать себя побежденными, они взяли и ударили. Надо, надо срочно выправлять положение.

А Шмидт, тот не стал церемониться. Он тут же позвонил Мильдеру и без обиняков, резко выразил свое неудовольствие.

— Имейте в виду, не восстановите утраченные позиции, мы отстраним вас от командования. И тут вам не поможет Большой крест. Гитлер не простит потерю позиции в Сталинграде ни нам, ни вам.

«Вот оно, военное счастье, — размышлял Мильдер. — Как оно непрочно и обманчиво. Утро для меня было солнечным, а сейчас над головой сгустились черные тучи. Быть грозе».

Меряя кабинет шагами, заложив руки за спину, Мильдер ходил расстроенный. «Надо предпринимать срочные меры. Если придется оставить всех солдат на поле боя, и сгорят все танки, я должен пойти на это. Иного выхода для меня нет. Или я сброшу русских в Волгу, или меня отдадут под суд».

Мильдер слышал, как ординарец Питер Шульц сказал адъютанту лейтенанту Вельтэ:

— Мне с каждым днем все больше и больше не нравится в этом проклятом Сталинграде. У меня такое предчувствие, что нам по-хорошему отсюда не выбраться. Русские заманили нас сюда как в крысоловку. — Питер Шульц почесал затылок и полез доставать клетки и капканы для ловли крыс, которых много развелось на командном пункте.

Лейтенант Вельтэ похлопал Шульца по плечу:

— Не унывай, старина, расправимся с русскими, поедем с тобой в отпуск в родную Баварию. (Они были земляками).

Питер Шульц улыбнулся, забрасывая крысоловку за спину.

— Мне навряд ли придется ехать в Баварию. Пока крыс не переловлю, отпуска генерал не даст. У него вчера погрызли новую портупею и за лакированные сапоги принялись. И откуда их столько здесь появилось? Прямо миллион. Выживают они нас.

Пришел почтальон из штаба, протянул конверт лейтенанту Вельтэ.

— Передайте срочно генералу. Письмо из Германии.

— Сейчас я его порадую, — сказал Вельтэ. — Эти русские хамы сегодня омрачили ему праздник.

— Господин генерал, вам письмо, — вошел к нему адъютант.

Мильдер сидел над картой Сталинграда печальный и сосредоточенный. Не посмотрев в сторону лейтенанта, молча взял письмо и положил рядом с картой. Вельтэ спросил разрешение идти и удалился.

Письмо было от жены Марты. От листка пахло чем-то домашним, близким, и на сердце стало теплее. Он стал читать, и лицо его нахмурилось. «Грета вышла замуж. Муж ее— военный священник, из хорошей семьи. Его имя Карл, фамилия Вурнат. Ты не огорчайся, что все решилось без тебя. Даст бог, все будет хорошо. После медового месяца Карл уезжает на Восточный фронт. Грета решила ехать с ним вместе. Может, вам удастся увидеться».

«Этого еще недоставало».

Мильдер вскочил, смял конверт и швырнул письмо на стол.

— К черту! — крикнул он в бешенстве, сам не зная кому. «Это издевательство надо мной. Мне военному человеку, отдавшему лучшие годы жизни армии, иметь зятем священника». Этой кровной обиды он не мог простить ни жене, ни дочери.

Долго еще сидел Мильдер, размышляя о неудаче, постигшей его танковый корпус, намечал удары и переносил их на новые направления, стирал и рисовал стрелы, обходящие позиции противника и упирающиеся в синюю ленту Волги. Уже окончательно устав от работы, он в полночь записал кратко в дневнике: