Годы испытаний. Книга 1. Честь - [147]

Староста Скрынников заходил к ней, заигрывал, называл «цветиком». Аленка брезгливо вспоминала его противную улыбку и вороватые глаза. Он предлагал ей работать в комендатуре, но она отказалась, ссылаясь на то, что у нее малые дети. Большинство женщин их села состояло на учете, некоторые работали у немцев. А для нее староста делает снисхождение, хочет ей угодить. Будь у нее чуть постарше дети, она, не задумываясь, ушла бы в лес, где, говорят, скрывается большой партизанский отряд. А может, в отряде ее Андрей? Но куда она пойдет с малышами?

Аленка прислушалась. На чердаке ворочался боец. Видно, ему тоже не спалось. Он у нее жил уже третью неделю, но она знала о нем только то, что его зовут Сашей. В первые дни Аленка очень боялась: «А вдруг узнают немцы?» В деревне был такой случай, когда немцы расстреляли семью Дорошевых лишь за то, что они спрятали раненого советского бойца.

Аленка услышала, как на чердаке сдержанно кашлянул Саша. Пора вставать. Обычно на рассвете она приносила ему еду и воду на день.

В окне чуть брезжил рассвет. Зябко поеживаясь, она вышла во двор, осмотрелась и полезла на чердак. Когда она добралась до слухового окна и уже хотела нырнуть на чердак, увидела, что к ее дому идет со стороны леса какой-то человек. Сердце Аленки сжалось от мысли, что ее могли заметить. Она оглянулась еще раз, ио человека уже не было.

Миронов заметил испуг на ее лице.

— Что случилось? — спросил он.

Она рассказала.

— Зря расстраиваетесь, хозяюшка, — подбодрил он ее, — сегодня последний день, вечером тронусь в путь-дорогу.

После ухода Аленки Миронов выглянул из чердачного окна и увидел, что со стороны леса бежало к дому несколько немецких солдат и с ними один в гражданском. «Выследили», — мелькнула мысль. Не раздумывая, Миронов быстро опустился на руках, спрыгнул на землю. Острая боль кольнула в левую ногу, но Саша бросился через кустарник в лес.

— Хальт! Хальт![10] — завопили немецкие автоматчики, бегущие со всех сторон навстречу.

Когда до леса осталось не более пятидесяти метров, два немецких автоматчика забежали вперед, преградили путь. Саша почувствовал удар чем-то тупым и тяжелым по голове. В глазах поплыли огненные круги, и, теряя сознание, он свалился на землю.

3

Со связанными назади руками Миронова привели к штабу карательного отряда. Перед штабом стояли военнопленные. Большинство раненые. Немецкий солдат толкнул Миронова в спину и, показывая пальцем на группу военнопленных, крикнул:

— Шнеллер, шнеллер, русиш эзель![11]

На крыльце появился толстый, с бульдожьими челюстями немецкий офицер войск СС. Рядом с ним белокурая женщина. Миронов пристально всматривался в знакомое лицо женщины. «Да ведь это пленная летчица, задержанная под Минском».

— Ферштеэн зи деич? Вер бист ду офицер одер зольдат?[12] — выкрикнул немец, ворочая квадратными челюстями.

Миронов, с изжелта-синими кровоподтеками под глазами, молчал, глядя исподлобья. Взгляд его был полон презрения.

В воздухе свистнул стек. Но женщина схватила руку офицера. Она быстро сказала ему что-то, и он неохотно опустил стек. К Миронову подошел и стал рядом солдат с автоматом наизготовку.

Эльза побоялась приблизиться к злобно смотревшему Саше и, стоя на расстоянии десяти шагов, заговорила весело:

— Не правда ли, лейтенант, мы старый знакомый? Не узнаете? — откинув назад курчавую гриву золотистых волос, она вызывающе глянула на него. — Мы с вами встречались. Помните?…

На лице Миронова не шевельнулся ни один мускул. Губы его были плотно сжаты. Глаза смотрели куда-то поверх, как бы не видя ее.

Эльзе хотелось, чтобы этот русский лейтенант хотя бы одним молчаливым склонением головы признал себя побежденным, зависящим только от ее прихоти, и тогда она могла бы великодушно подарить ему жизнь. Но лицо Миронова словно окаменело, и только в уголках губ появилась презрительная улыбка.

Двое солдат, грубо подталкивая, вывели из толпы пленных Аленку. Миронов взглянул на нее, и сердце сжалось от ужаса: лицо и руки ее были в кровоподтеках, одежда разорвана. Взгляды их встретились, и Саша виновато опустил глаза. Она спасла ему жизнь «Надо было уходить раньше… А я колебался, смогу ли с едва поджившей раной перейти линию фронта… Теперь меня расстреляют, но, может, удастся спасти ее?»

— Эта женщина ни в чем не виновата! — крикнул Миронов. — Она не знала, что я спрятался на чердаке…

В глазах Аленки блеснули слезы, она посмотрела на Миронова и зарыдала.

Офицер сделал знак стеком, и двое солдат, подхватив Аленку, увели.

Эльза с улыбкой подошла ближе к Миронову:

— О, господин лейтенант, благородный мужчина! Вам жалко хороший женщина. Может, лейтенант желает меня о чем-либо просить?

В глазах Миронова блеснула ненависть, он не произнес ни слова.

4

Трое суток Миронова и Аленку избивали на допросах. На четвертые сутки, ничего не добившись, немцы вывели их из комендатуры и повели к Марьиной балке, где два дня назад уже расстреляли найденных в селах тяжело раненных бойцов и командиров.

Когда взошли на пригорок, печальный взгляд Аленки задержался на голубом небе, на темно-зеленой изгороди леса. До слуха донеслось пение невидимых птиц. И все, на что смотрела она, было освещено и согрето ярким солнечным светом. И вдруг Аленке, как никогда, захотелось жить.