Годы испытаний. Книга 1. Честь - [144]

— Вы не огорчайтесь, Нина Александровна… Не желают, и не надо. — И тут же шепнул: — Перестраховщики, боятся, что вы шпионка…

Он умолчал, что сам высказал Канашову такое подозрение. Несколько дней после этого Аленцова находилась в подавленном состоянии, недоверчиво глядя на окружающих. Ей казалось, что все ее презирают, только и думают о том, как бы от нее избавиться. Ночью, когда все спали, она подолгу плакала. Медсестры держались от нее в стороне. Ей не с кем было поделиться своим горем. А женщины, как известно, бывают излишне доверчивы, особенно в горе.

Увидав направляющегося к ней Харина, Аленцова застенчиво натянула юбку на оголенные колени.

Неожиданно захрустел валежник, и появился Бурунов. Харин умолк.

— Товарищ Аленцова, — сказал Бурунов, — прошу вас сейчас же идти со мной.

Женщина испуганно взглянула ка Харина, как бы прося защиты. А потом, поняв, что тот не намерен вмешиваться, гордо тряхнула головой, откинула назад волосы и шагнула навстречу комиссару.

Когда они отошли, комиссар спросил неожиданно:

— Вы смогли бы сейчас сделать операцию? Командир полка находится в тяжелом состоянии. Боюсь, у него началось заражение крови… Температура свыше сорока, часто теряет сознание.

Аленцова беспомощно развела руками:

— У меня особой никаких инструментов. И потом — серьезная операция в этих условиях…

— Но ведь вы советский врач. И когда речь идет о спасении жизни человека, надо из невозможного сделать возможное!

— Хорошо, постараюсь, но за успех ручаться не могу…

Аленцова бережно осмотрела раны на ногах Канашова, очистила их от гноя. Потом ее ланцет натолкнулся на один, второй, третий осколки. В заброшенной лесной сторожке, превратившейся в операционную, при свете керосиновой лампы она сделала под местным замораживанием две сложные операции обеих ног. Канашов часто впадал в беспамятство, бредил, метался, а когда закончились все его мучения, уснул как убитый.

На вторые сутки он проснулся и, вызвав Бурунова, потребовал продолжать путь.

— Я чувствую себя хорошо!

Но Аленцова сказала:

— Это совершенно невозможно! Ему надо еще полежать спокойно самое меньшее двое-трое суток.

И как ни сопротивлялся, как ни протестовал Канашов, Аленцова настояла на своем. Канашова оставили со взводом бойцов для охраны и трофейной автомашиной, а Бурунов повел полк дальше, на восток.

К концу дня Аленцова сидела у койки Канашова, перелистывая книгу.

Командир полка глядел, не отрываясь, на нее.

Неподалеку разорвалась граната, донеслось несколько винтовочных выстрелов. Аленцова вздрогнула. Дверь распахнулась, на пороге появился майор Харин.

— Нина Александровна, — сказал он, положив руку на ее плечо, — нас окружают немцы. Бежим скорее, у меня есть лошадь.

Канашов лежал спокойно, не подымая головы, будто все, что происходило за пределами этой избы, его совсем не касалось. Он не отрывал глаз от Аленцовой, но теперь в его взоре появилась мучительная тревога: как поступит она?

Обычно бледное лицо Аленцовой покрылось румянцем. Она встала с табурета, отведя руку Харина.

— Никуда я не пойду, Семен Григорьевич. Как я могу оставить тяжело раненного? — она кивнула головой на Канашова.

Харин растерянно посмотрел на нее. В избушку торопливо вошли два бойца. Они осторожно уложили Канашова на носилки.

Канашов взял руку Аленцовой.

— Спасибо вам!.. Садитесь в машину!

Но Харин сделал шаг вперед и хрипло проговорил:

— Нина Александровна поедет со мной, товарищ подполковник. Это моя жена…

Острая боль пронзила сердце Канашова, разлилась, казалось, по всему телу. Он почувствовал сильное головокружение и впал в беспамятство и уже не видел, как осуждающий и решительный взгляд Аленцовой остановил Харина. Не видел он и того, как женщина с презрением освободила локоть, за который поддерживал ее майор, и села в машину у изголовья Канашова. Харин, взбешенный и бессильный, грубо рванул дверцу машины и потряс пистолетом.

— Я требую выполнять мое приказание, товарищ Аленцова, иначе…

Он не договорил, так как врач захлопнул перед ним дверцу и требовательно крикнул шоферу:

— Трогайте машину!

За шумом мотора она не слышала выстрелов. Это стрелял Харин. Аленцова презрительно улыбнулась, увидав в дверке машины будто сверлом просверленную дыру. «Пулевая», — догадалась она и, стряхнув мелкую щепу с юбки, тут же забыла об этом уже не существующем для нее человеке. Ее обеспокоенный взгляд остановился на бледно-восковом лице Канашова. Самым приятным было то, что он ничего не знал. Ей не хотелось, чтобы он все это видел.

Глава четырнадцатая

1

Слов нет, трудно выходить из окружения войскам, но еще тяжелее это делать отдельным раненым, физически беспомощным бойцам и небольшим группам. Постоянная опасность подстерегает их на каждом шагу, и, чтобы утолить голод и жажду, они нередко вынуждены рисковать собственной жизнью.

Прячась в лесах, без карты и компаса пробирались к своим войскам на восток двое: санинструктор Таланова, раненная осколком снаряда в голову, и редактор дивизионной газеты Куранда, раненный в обе ноги.

Таланова вытащила политрука с поля боя и доставила его в район дивизионного медицинского пункта, но он уже эвакуировался, и они попали в окружение. Осмотрев ранение на ногах политрука, Ляна убедилась, что кости не повреждены и Куранда вполне может потихоньку передвигаться. Одно ее беспокоило: раненый жаловался на нестерпимую боль.