Года любви и дни печали - [12]

Теплый ветер по оврагам шарит.

Воспоминание

Я слышу, как Черное море вздыхает.

Со мною грустит о тебе.

А дождь за окном то шумит, то стихает.

И роза дрожит на стебле.

Я слышу, как Черное море тоскует

И бьется о душу мою.

И волны, как старые карты, тасует.

Надежду сажает в ладью.

Я слышу, как Черное море играет,

В бессмертные трубы трубя.

Как будто меня своим гневом карает

За то, что я здесь без тебя.

Сердце учителя

Николай Николаевич, отдохните немного.

Вы устали, небось… Тридцать лет у доски.

Скольких вы проводили отсюда в дорогу.

Не от тех ли разлук побелели виски?

В нашем классе, как будто ничто не меняется.

И зимой, и весной на окошках листва.

Та же вас по утрам тишина дожидается.

Те же взгляды ребячьи…

И те же слова.

А прошло тридцать лет.

По цветению вешнему —

Годы шли – по осенним ветрам,

По снегам.

Но и ныне встречает вас юность по-прежнему.

Словно время стоит…

Только что оно вам?

Только что оно вам?

Вы же с будущим рядом.

Продолжается начатый в прошлом урок.

И ребятам опять задаете вы на дом,

Словно юность свою —

Строгость блоковских строк.

Вы хотите, – как с нами —

Понять и всмотреться

В души этих ребят, не забыв никого.

Никого вы из них не обходите сердцем.

А ведь сердце одно…

Пожалеть бы его.

Пожалеть?

Нет, уж вы не смогли бы иначе.

Все родные для вас.

Так о чем же тут речь?

Им без вашего сердца не будет удачи.

Потому не хотите вы сердце беречь.

Тверь

* * *

Эта осень похожа на лето:

Вдоволь солнца и очень тепло.

Даже бабушки в меру раздеты.

А уж модницам как повезло.

Можно вновь облачиться в наряды,

Что носили еще по весне…

И выходят на берег Непрядвы,

И листва на зеленой волне.

Эта осень похожа на лето.

Лишь бы дольше она не ушла…

Снова солнцем планета согрета,

Как согрета надеждой душа.

Эмигрант

Вернулся как-то в отчие края

Мой старый друг,

Слинявший за границу.

Судьба его, карьера и семья

Здесь начались…

Чтобы вдали продлиться.

В России получил он свой диплом,

И опытом запасся поневоле.

Но стал не мил провинциальный дом.

Как видно, захотелось лучшей доли.

И ничего зазорного в том нет,

Когда бы не презрение к былому.

Как будто кроме пережитых бед

Уже и вспомнить нечего…

Но к слову,

Хочу сказать, что отчая земля

Его за вероломство не простила.

За то, что вдалеке ее хуля,

Он позабыл, чья в нем таилась сила.

Но он понять ее уже не мог.

Хотя его о том и не просили.

И жизнь былая – как условный срок,

Который он «отсиживал» в России.

* * *

Я хотел тебе лес показать.

Он таинственен —

Только бы слушать.

Даже боязно слово сказать,

Словно в нем можно

Что-то нарушить.

Я хотел, чтоб в его волшебство

Ты неслышно вошла на мгновенье.

И прощальную песню его

Положила себе на колени.

Чтоб потом, —

Где бы ты ни была, —

Этот лес никогда не забыла.

Ни прохлады его, ни тепла,

Ни его золотого настила.

Чтобы в сердце хранился покой

И молчание сосен и елей…

Словно ты дотянулась рукой

До зеленой своей колыбели.

* * *

На перекрестке двух путей

Стоял старинный дом.

Он по утрам встречал людей

Приветливым дымком.

И люди, мимо проходя,

Не ошибались в нем.

Он укрывал их от дождя,

В ночи светил огнем.

Какой еще желать судьбы?

Но с некоторых пор

Его забрали в плен столбы,

Подняв, как щит, забор.

А жизнь идет своим путем,

Где солнце и простор…

Она обходит этот дом,

Споткнувшись о забор.

* * *

Любовь во все века неповторима,

Хотя слова мы те же говорим.

Для женщины, что любит и любима,

Весь мир любви ее неповторим.

Неповторимо ожиданье встречи,

В чужую ночь открытое окно.

И в той ночи неповторимы речи,

Что ни забыть, ни вспомнить не дано.

Неповторим и тот рассвет весенний,

Когда восходит сердце вместе с ним.

Неповторима боль ее сомнений

И мир надежд ее неповторим.

* * *

Я знаю, что все женщины прекрасны.

И красотой своею и умом.

Еще весельем, если в доме праздник.

И верностью, – когда разлука в нем.

Не их наряды или профиль римский, —

Нас покоряет женская душа.

И молодость ее…

И материнство,

И седина, когда пора пришла.

Покуда жив, – я им молиться буду.

Любовь иным восторгам предпочту.

Господь явил нам женщину, как чудо,

Доверив миру эту красоту.

И повелел нам рядом жить достойно.

По рыцарски – и щедро, и светло.

Чтоб души наши миновали войны

И в сердце не закрадывалось зло.

И мы – мужчины – кланяемся низко

Всем женщинам родной земли моей.

Недаром на солдатских обелисках

Чеканит память лики матерей.

* * *

Человек умирает…

Видно, вышли года.

Как ему умирать не хочется!

Был всю жизнь он с людьми.

Никогда, никогда,

Никогда не любил

Одиночества.

Возле ласковых глаз,

У фабричных ворот.

И в хорошие годы.

И в годы невзгод.

Он всегда был при деле,

В самой гуще людской…

А теперь ему смерть говорит

– На покой… —

Он не хочет покоя,

Не хочет молчанья…

И молчит.

Потому что приходит

Отчаянье.

Что он в жизни успел —

Это людям видней.

Он всю жизнь свою прожил

Для них, для людей.

Он о смерти не думал.

Он ее не боялся.

Воевал и дружил.

Горевал и влюблялся.

На сто жизней

Хватило бы этого пыла.

Он о смерти не думал.

Просто некогда было.

* * *

Когда ко мне приходит юность,

Чтоб встреча та была легка,

Предпочитаю с нею юмор,

Взамен учебного пайка

И, мельком вспомнив Песталоцци,

На миг приму серьезный вид.

А юность весело смеется,

И шумно спорит и острит.

И ей легко на самом деле

Со мною говорить про жизнь.

И поносить пристрастье к дéньгам,

Пока они не завелись.