Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения - [15]

— Хорошо. Вчера приезжала ко мне госпожа Т-ская, думала найти вас у меня и велела мне сказать вам, чтоб вы приехали к ней завтра непременно; что одна знатная дама ей как-то сродни или давно знакома, не знаю хорошенько, желает узнать вас и быть вам полезною; что дама эта очень богата, очень добра, очень умна, очень благодетельна, имеет необыкновенный образ мыслей, редкие качества и ко всему этому… Ну, да где все то пересказать, что говорила об ней Т-ская. Поезжайте сами к ней, как она просила, завтра непременно. Что ж вы так пасмурно слушаете мое донесение? Я думала вас обрадовать.

— Ничего, мой добрый друг, прощайте! Сегодня мне некогда сидеть у вас, я пойду к Е…р…а.

— Опять к Е…р…а? Да давно ль вы у него были?

— Недели две назад, но он просил меня бывать у него часто и запросто.

— Ну так прощайте, поезжайте же завтра к Т-ской.

Я шла задумчиво к дому господина Е…а: сколько уже знатных дам предлагали мне свое знакомство! Свое не прочное, не обязательное и на одном любопытстве основанное знакомство!.. Что мне в нем?

Подошед к подъезду дома господина Е…р…а, я позвонила. Отперли. «Дома господин Е…р…а?» «Дома». Человек побежал доложить, а я между тем вошла в залу. Чрез минуту пришел Е…р…а со шляпою в руке. Он сделал вид изумления, как будто приход мой был для него нечаянностию. Видно, человек не успел доложить, — думала я. Однако ж шляпа в руке была такой талисман, который не позволял мне оставаться у господина Е…р…а долее одной минуты. Я простилась, сказав, что зашла к нему на секунду узнать только, куда переехали общие наши знакомые, семейство Р-х. Он сказал мне теперешнее их местопребывание, и мы вышли из дому вместе. Мне и на мысль не приходило, что шляпа в руке была один только отвод, которым посещение мое, как громовой удар, отведено было в сторону! Однако ж это так было, я после узнала, что как только я повернула за угол дома, Е…р…а воротился. Это было третье посещение.

— Я не знатная дама, Александр Андреевич, не могу прислать за вами кареты, знакомство со мною не польстит вашему самолюбию, но если вы будете так снисходительны, что приедете ко мне, то я надеюсь, что не будете раскаиваться, сделав эту честь. Поверьте, поверьте, что я буду уметь оценить ее…

Так говорила мне молодая и прекрасная госпожа Гиз…, пожимая руки мои и смотря в глаза мне своими до очарования прелестными темно-голубыми глазами, со всем выражением искреннего дружества.

— Пожалуйте ко мне завтра.

— Извините, завтра не могу, но я приеду к вам, как только буду иметь возможность это сделать. Когда можно застать вас дома наверное?

— Всегда; я не веду рассеянной жизни.

— Итак, я постараюсь быть у вас, как могу скорее.

Через неделю случилось мне быть в той части города, где живет госпожа Гиз… Хотя еще было довольно рано для жителей, особливо для жительниц Петербурга, не более десяти часов утра, однако ж я решилась зайти к ней… Как описать восторг, с каким бросилась мне навстречу милая хозяйка? Она только что встала.

— Что вы лучше любите кушать поутру? Чай, кофе или шоколад? — и не дождавшись моего ответа: — Подай всего, Прасковья! — кричала она в дверь девичьей комнаты. — Всего! Слышишь ли? И самых густых сливок, и самых лучших сухарей! Побольше, да чтобы завтрак был готов!

Я невольно рассмеялась.

— Вы, кажется, собираетесь кормить меня, как Милона Кротонского.[29] Я, однако ж, не имею такого знаменитого аппетита и выпью у вас одну только чашку шоколаду, если позволите!

— Ах, боже мой!.. Если позволите? Что за выражение! Я без памяти рада, что вы наконец у меня, и все, чтоб ни предложила вам, кажется мне так мало, так ничтожно! А вы говорите: если позволите!

— Да зачем же вы так буквально принимаете это слово? Так говорится.

— Не говорите же со мною, как говорится. Через час я ушла, дав слово приехать на вечер.

Приятно быть таким гостем, каким была я на этом вечере. В среднем кругу смелее нежели в высоком; спрашивали меня то о том, то о другом, как будто выходца с того света; утешаясь новостью этих расспросов, я однако ж, как прилично доброму товарищу, хранила тайны моих давних друзей.

Не постигая еще роковой тайны третьего посещения, я поехала что-то очень скоро после этого веселого вечера к голубоокой госпоже Гиз… Она была одна, но вскоре пришел муж ее и еще одна из искренних приятельниц. Восторг хозяйки приметно утих; она встретила меня обыкновенными приветствиями и церемонным предложением садиться. Все это было в странной противоположности с прежним приемом, а особливо с моею теперешнею дружественною фамильярностью, с которою я, так сказать, влетела в чистую светлую гостиную госпожи Гиз…

Видя себя в необходимости смотреть на вещи несколько холоднее, я приняла предложение хозяйки сесть и стала замечать оттенки постепенного изменения в поступках и разговоре обязательной госпожи Гиз… Она решительно не находила, что говорить со мной. Я тоже, потому что эта милая дама вовсе не образована; всякая материя, если она не о хозяйстве или городских новостях, будет для нее курс алгебры. Однако ж она имела столько природного ума, чтоб понять, как некстати будет ее молчание. И вот, начиная томиться, пискливо-жалким голосом говорит мужу, поминутно то подымая глаза кверху, то есть на супруга, то опуская их вниз.