Год жизни - [28]

—- Игнат Петрович,— внешне спокойно выговорил Шатров, только мелкая дрожь пальцев выдавала его волнение,— я обязан дать вам, как начальнику прииска, точную картину положения дел, возможностей участка. Я не могу убаюкивать руководство обещаниями и заверениями. Если вам нужно мое мнение, я его высказал. Если же вы ждете от меня дешевых деклараций, то их не будет!

Неожиданно с дивана рывком поднялся Арсланидзе. Смуглая кожа обтянулась на скулах. Черные глаза жестко блестели.

— Шатров прав! Как коммунист, начальник участка, он не может давать пустых обещаний. И нужно ставить вопрос шире: нельзя дальше держать наши горные участки на голодном пайке. Надо создать на них хотя бы минимальный резерв взрывчатки, крепежного леса, инструмента.

К общему удивлению, Крутов не взорвался, лишь нетерпеливо махнул рукой:

— Сядь, Арсланидзе, твой черед еще подойдет. Второй участок! Только Америку нам не открывай, как Арсланидзе, что к каше хорошо иметь масло.

Начальник второго участка Охапкин приподнялся со стула, но Лаврухин опередил его:

— Игнат Петрович, разрешите доложить? Товарищ Шатров, видимо, не хотел меня подводить, не сказал о происшествии в шахте. У меня сегодня закол обвалился.

Шатров удивленно уставился на Лаврухина: «В чем дело? Всегда трусил, ловчил... Совесть заговорила? Непохоже. Скорее какой-то хитрый ход».

Так и вышло. Крутов оставил без внимания факт небрежного отношения Лаврухина к технике безопасности и сосредоточил огонь на начальнике участка.

— Вот она, правдивость Шатрова,— язвительно говорил Крутов.— Скрывать от руководства происшествия, подвергать опасности людей... А в другое время послушать Шатрова, как он распинается, подумаешь — такого защитника рабочих днем с огнем не сыщешь!

Проклиная свое мягкосердечие, Шатров сидел молча, опустив голову. Кончики его ушей ярко пламенели. Что он мог возразить? Конечно же начальник участка обязан докладывать обо всех происшествиях, не скрывая виновников. Какое дело Крутову до его побуждений! Не надо было молчать об этом злополучном заколе, избавлять негодяя Лаврухина от заслуженного наказания.

Отчет Охапкина сошел благополучно, но когда начал докладывать начальник третьего участка, отличавшийся неимоверно зычным голосом, Крутов сразу же прервал его:

— Погоди, не кричи. Скажи главное: когда посадите шестнадцатую шахту на пески?

— Дней через пять-шесть...

— Это не ответ. «Пять-шесть». А может быть, семь-восемь? Точно скажи, чтоб я мог записать и проверить. Сколько метров ствола осталось проходить до песков?

— Двенадцать, Игнат Петрович.

— Ой ли? А не четырнадцать? Тамара, дай-ка мне геологический разрез.

Крутов развернул кальку и торжествующе ткнул в нее пальцем:

— Что я говорил? Еще спорить будешь?

Довольный тем, что уличил начальника участка в

ошибке и лишний раз доказал всем свое действительно редкостное знание хода дел на прииске, Крутов заметно подобрел. Арсланидзе отчитался без помех. Даже трактор, застрявший с крепежным лесом, сверх ожиданий не послужил поводом для едких замечаний.

Выслушав всех, Крутов взял из рук Норкина сводку. Узкий белый листок бумаги перегнулся пополам.

— Плохо стараемся! Плохо! — Игнат Петрович обвел всех строгим взглядом.— Вроде мы с вами не на родину работаем, а на Тит Титыча. По золоту отстаем, вскрышей торфов, проходкой новых шахт тоже похвалиться нельзя...— Постепенно накаливаясь, Крутов повысил тон: — А за план драться надо! Зубами грызть землю, но добыть из нее золото государству!

Когда совещание закончилось и, шумно топоча, облегченно переговариваясь, горняки начали выходить, Арсланидзе огорченно посмотрел на свои ручные часы-секундомер.

— Четверть первого... А мне еще надо проверить, пришел ли трактор из тайги. Ох уж эти мне ночные бдения! Алексей, ты проводишь Тамару? Вот спасибо. Тогда я прямо в парк побегу.

На улице, с наслаждением вдыхая чистый морозный воздух, Тамара подняла голову к звездному небу. На ее лицо легли неясные тени.

— Смотрите, Алексей, как повернулась ручка ковша Большой Медведицы. Вы умеете определять время по звездам? Но это же так просто! Вот слушайте...

Только возле своего дома, когда подошла серая овчарка Рекс и дружелюбно обнюхала обоих, Тамара, теребя жесткую шерсть собаки, заговорила о главном:

— Крутов был к вам сегодня несправедлив. Но в одном он прав. Вы знаете, о чем я говорю... Думаете, я не догадалась, почему вы промолчали о Лаврухине, поделикатничали?

2

Жалея Зою, Алексей не будил ее по утрам и сам приготовлял нехитрый завтрак. В это утро, как обычно, он так же подбросил сухих дров в печку, где всю ночь тлели угли, открыл баночку консервированной говядины с фасолью, выковырял содержимое на сковородку и заодно поставил подогреться кофейник со вчерашним кофе, оставшимся от ужина.

Зоя крепко спала, уткнувшись лицом в подушку. Из-под ватного одеяла виднелся только ее затылок с пушистыми завитками волос. Делая приседания, с шумом выдыхая воздух, Алексей косился на них. Он очень любил целовать это место — шелковистую кожу шеи, завитки волос, тонко пахнущие особым, одной Зое присущим ароматом, состоящим из запаха молодого здорового женского тела и хороших духов. Окончив утреннюю зарядку, Алексей не утерпел и наклонился над кроватью, протягивая губы, но потерял равновесие и толкнул Зою. Она зашевелилась, сладко зевнула и перевернулась на спину.