Год жизни - [25]

6

Зоя сидела перед зеркалом на высоком стульчике и старательно расчесывала свои густые волосы. Широкий гребень застревал в них, вырывал волосы, и на подвижном лице Зои выражалось страдание. Из-под кружевных волн распахнутого шелкового капота выглядывала маленькая ножка. Круглое колено и узкая ступня были плотно облиты прозрачным чулком. Везде: на подоконниках, на столе, на радиоприемнике — стояли баночки с кремом, коробки пудры, флакончики разных форм и цветов, безделушки. В комнате пахло хорошими духами.

На спинке кровати висел тщательно выглаженный дымчато-серый бостоновый костюм Зои, рядом — черный пиджак. Алексея. Шатров, которому жена не позволяла садиться, чтоб он не смял разутюженные брюки, в новых коричневых ботинках на толстой, в палец, микропористой подошве, в полосатой рубашке из шелкового полотна расхаживал по комнате. Тесный воротник рубашки давил шею, и Алексей вертел головой, стараясь избавиться от неприятного ощущения. Сегодня он рано вернулся с работы, чтобы успеть собраться с женой на торжественный вечер.

Пока Зоя причесывалась, Алексей подошел к этажерке с книгами, которые он разобрал в первый же день после приезда жены. Любовно ощупывая разноцветные корешки, .Алексей снимал книги с полок, перелистывал, иногда подносил к лицу и с наслаждением вдыхал запах бумаги и типографской краски.

— Ты поцелуйся с ними,— добродушно подтрунила Зоя. Она наблюдала в зеркало за мужем.— Я иногда думаю, книги тебе дороже жены.

— Смейся, смейся,— живо подхватил Алексей,— а книги — наши лучшие друзья. Они никогда не отказываются поговорить с тобой, никогда не важничают, всегда готовы перенести тебя куда угодно. Что может увидеть, объездить средний человек за свою короткую жизнь? А с книгой ты побываешь и на развалинах Карфагена, и в Антарктиде, и в пустынях Марса, и на дне океана в батисфере — всюду!

— Я тоже читаю,— возразила Зоя,— только не умираю над книгами, как ты. И не признаю романов без любви, разлуки, ревности.

— Без любви, разлуки? А вот,-сейчас же отозвался Алексей и вынул томик стихов Симонова в голубоватой обложке,— разве это не чудесно? Слушай.

Томик привычно раскрылся в нужном месте, и Алексей с подъемом продекламировал:

...Да, пускай улыбнется! Она через силу должна,

Чтоб надолго запомнить лицо ее очень спокойным...

Как охранная грамота, эта улыбка нужна

Всем, кто хочет привыкнуть к далеким дорогам и войнам.

...И, домой возвращаясь, считая все вздохи колес,

Чтоб с ума не сойти, сдав соседям себя на поруки,

Помнить это лицо без кровинки, зато и без слез.

Эту самую трудную маску спокойной разлуки.

На обратном пути будем приступом брать телеграф.

Сыпать молнии на Ярославский вокзал, в управленье.

У этого поезда плакать не принято. Штраф.

Мы вернулись! Пусть плачут. Снимите свое объявление.

— Двенадцать строк, а какая выражена сила нежной любви, выдержки в разлуке, глубокого счастья при встрече! «Помнить это лицо без кровинки, зато и без слез...» — медленно на память повторил Алексей.— Как это хорошо сказано поэтом! Тебя трогает?

— Очень. Скажи, мне пойдет к костюму эта блузка?

Алексей со вздохом захлопнул томик стихов, сунул

его на полку.

Над входом в клуб, освещенное гроздьями электрических лампочек, ярко пламенело красное полотнище. Во всех окнах приветливо светились огни. Из горластых рупоров радиодинамиков разносилась бодрая музыка. Откуда-то послышался перебор гармоники. Заглушая ее, взвилась песня. В хор грубых мужских голосов серебряной ниткой вплелся высокий девичий голос.

Когда Шатровы разделись в гардеробной и вошли в фойе, танцы были в разгаре. К Зое сейчас же подлетел, расшаркался перед ней завклубом—долговязый блондин с бачками,— и она унеслась с ним. Шатров пошел

Вдоль стены, увертываясь от танцующих, отыскивая зна-комых. Искать пришлось недолго.

— Алексей, дружище, иди сюда! — услышал Шатров обрадованный голос Арсланидзе.

Рядом с ним сидела его жена Тамара, геолог прииска. Алексей несколько раз встречался с ней на полигонах и у шахт. Поодаль Шатров увидел улыбающиеся лица Никиты Савельевича и Евдокии Ильиничны. Клава тоже была тут. Она о чем-то пересмеивалась с Неделей, прячась за его широкую спину. Как видно, уже основательно хлебнув водочки ради праздника, красный, Лисичка восседал на одном стуле вместе с неразлучным Чугуновым.

Шатров обошел всех, здороваясь, поздравляя с праздником, потом подсел к Арсланидзе.

— А где же Зоя Васильевна? — поинтересовалась Тамара.

— Вон она,— с плохо скрытой досадой махнул в сторону танцующих Шатров.— Подметки протирает.

— Подметки? Вы слишком строги к ней, Алексей Степаныч ,— возразила Тамара. Длинные ресницы приподнялись. Полные губы тронула легкая усмешка.— Зоя Васильевна молода, ей хочется потанцевать, повеселиться. Пойдут дети, тогда уж не до танцев будет.

— Видал, Алексей,— смешливо сказал Арсланидзе.— Каков адвокат? Женщины — это, брат, такой народ... Горой одна за другую!

— Вы меня не поняли, Тамара... Михайловна. Так, кажется? — поспешил оправдаться Шатров.— Я не путаю ваше имя-отчество?

— Зовите меня просто Тамарой.

— С удовольствием. Вы меня не поняли, Тамара. Я не против того, чтобы Зоя потанцевала. Я и сам танцую, хоть и плохо. Но все хорошо в меру. А Зоя без ума от танцев.