Год в Провансе - [74]
Гвоздь праздничного меню как-то холодным утром доставил наш друг, у которого имелись родственники в Перигоре. Это была целая гусиная печень, сырая и потому стоящая лишь треть цены готового продукта. Нам оставалось только приготовить ее и нашпиговать трюфелями.
Мы открыли коробку. Наверное, предыдущий владелец размерами напоминал небольшой самолет, потому что печень была просто огромной — плотная, темно-желтая масса, не поместившаяся в моих ладонях, когда я переносил ее из коробки на кухонный стол. В точности следуя инструкциям нашего друга, я разрезал ее на куски и затолкал в стеклянные банки, а потом дрожащими пальцами засунул туда же кусочки трюфелей. Ощущение было такое, словно я утрамбовывал в банку живые деньги.
Банки плотно закрыли и опустили в большую кастрюлю с кипящей водой ровно на девяносто минут. Потом их следовало охладить, заморозить и на несколько дней поставить в погреб. Жена вычеркнула фуа-гра из своего списка.
Нам казалось непривычным и странным, что конец декабря не принес с собой ни туч с серым дождем, ни предпраздничной лихорадки вроде той, что охватывает в это время всю Англию. Единственным намеком на приближающееся Рождество были странные звуки, доносящиеся из дома месье Понсе примерно в миле от нас. Два утра подряд, гуляя с собаками, я слышал ужасные вопли, полные не столько страха и боли, сколько негодования. Скорее всего, их издавало не человеческое существо, но все-таки я не был до конца уверен. Пришлось спросить у Фостена.
— А, это… Это Понсе чистит своего осла.
Выяснилось, что в сочельник у церкви в Менербе устраивают живые картины, и осел месье Понсе играет в них немаловажную роль. Естественно, что для такого события он должен выглядеть безупречно, но, как назло, именно этот осел терпеть не может мыться и причесываться, а склочный характер не позволяет ему страдать молча. Конечно, в конце концов Понсе приведет его в порядок, уверенно сказал Фостен и посоветовал мне на всякий случай держаться подальше от задних ног животного: этот осел очень ловко брыкается.
В деревне тем временем проходил кастинг претендентов на главную роль Младенца Иисуса. Всех детей подходящего возраста и вида придирчиво рассматривала комиссия, но решение принимали исходя главным образом из темперамента и умения вести себя на людях: праздник должен был начаться только в полночь.
Если бы не вопли осла и не поздравительные открытки в почтовом ящике, можно было бы подумать, что до Рождества остается еще несколько месяцев. У нас не было телевизора, и поэтому нам не приходилось смотреть слащавые рекламные ролики. Никто не пел у нас на пороге рождественских песен, никто не приглашал нас на предпраздничные офисные вечеринки, никто не считал дни, оставшиеся на покупку подарков. Мне это очень нравилось. Жене меньше. Она говорила, что ей чего-то не хватает. Где веселый рождественский дух? Где остролист? Где елка? За всем этим мы отправились в Кавайон.
Там нам повезло, и мы сразу же встретили Санта-Клауса. В широких штанах из красного bouclé, футболке с изображением «Роллинг Стоунз» и отороченном мехом колпачке, он, сильно шатаясь, шел нам навстречу по рю Гамбетта. Издалека мне показалось, что у него горит борода, но, пойдя поближе, я понял, что это дымится торчащая из усов сигарета. На нетвердых ногах он прошел мимо, обдав нас парами кальвадоса. Группа маленьких детишек наблюдала за его передвижением с огромным интересом. Сегодня вечером их мамам предстоят непростые объяснения.
Улицы в Кавайоне были залиты праздничными огнями, а из открытых дверей баров и магазинов неслась музыка. Кое-где стояли наряженные елки. Человек с микрофоном с прилавка, установленного прямо на улице, торговал постельным бельем:
— Только взгляните, мадам! Чистый дралон! Я заплачу вам пять тысяч франков, если вы найдете в этом белье хоть один изъян!
Пожилая крестьянка немедленно принялась дотошно изучать пододеяльник, и продавец поспешно вырвал его у нее из рук.
Мы повернули за угол и чуть не столкнулись с тушей оленя, висящей вниз головой на пороге мясной лавки. Невидящими глазами она смотрела на тушу sanglier, висящую рядом. В витрине хозяин выложил ряд маленьких ощипанных птичек с аккуратно свернутыми набок головками. На птичек предлагалась рождественская скидка: семь продавались по цене шести. В клювики им хозяин засунул зеленые листочки и перевязал сверху красной ленточкой. Мы вздрогнули и прошли мимо.
После визита в Кавайон у нас не осталось сомнений в том, что является главной движущей силой провансальского Рождества. Судя по витринам магазинов, очередям и деньгам, переходящим из рук в руки, одежда, игрушки, телевизоры и драгоценности играли здесь лишь второстепенную роль. Все крутилось вокруг еды. Устрицы и омары, фазаны и зайцы, паштеты и сыры, окорока и каплуны, пирожные и розовое шампанское — у нас началось несварение от одного только вида всего этого. С елкой, остролистом и приличной дозой рождественского духа мы вернулись домой.
