Год в Провансе - [35]

Развеселил меня Бернар. Я завез в его офис в Боньё перевод письма, полученного им от одного английского клиента, и он смеялся, пока открывал мне дверь.

Его друга, а нашего архитектора Кристиана только что попросили обновить интерьер борделя в Кавайоне. Naturellement, при этом был выдвинут ряд весьма специфических требований: особое значение, в частности, придавалось местоположению зеркал. Кроме того, в спальнях требовалось установить некоторые устройства, которых не встретишь в приличных домах. К биде предъявлялись самые высокие требования, потому что им предстояло работать круглосуточно. Я представил себе, как месье Меникуччи и jeune закручивают свои болты и гайки, пока торговые агенты из Лилля гоняются по коридорам за полуодетыми дамами. Представил, как наш штукатур Рамон, большой женолюб, судя по блеску в глазах, пытается выравнивать стены в окружении всех этих жриц наслаждения. Скорее всего он останется там до конца жизни. Чудесная перспектива.

Но, к сожалению, сказал Бернар, хоть его друг и увлекся поначалу столь интересной архитектурной задачей, в конце концов вынужден был отклонить предложение, поскольку, как выяснилось, Мадам не собиралась прерывать работу своего заведения на время ремонта, и Кристиан не рискнул подвергать своих рабочих подобным соблазнам. Кроме того, хозяйка борделя категорически отказывалась платить TVA, мотивируя это тем, что она-то ведь не берет со своих клиентов налог с продаж, так почему же ее заставляют его платить? Закончится все наверняка тем, что она наймет пару халтурщиков, которые работают быстро и топорно, что навсегда лишит кавайонский бордель шанса попасть на страницы архитектурного журнала. Мы с Бернаром искренне сожалели об этом.

Постепенно мы начинали понимать, каково это — постоянно принимать в своем доме гостей. Передовой отряд прибыл на Пасху, а дальше все время было расписано вплоть до конца октября. Полузабытые приглашения, неосторожно сделанные где-нибудь в середине января, вдруг всплывали, напоминая о себе телефонным звонком, а вскоре веселая компания уже являлась к нам, чтобы жить, есть, пить и загорать. Девушка, принимавшая белье в прачечной, вероятно, считала, что мы содержим небольшой отель, а нам все чаще вспоминались предостережения опытных людей, обосновавшихся в Провансе гораздо раньше нас.

Уже позже мы поняли, что самые первые визитеры оказались и самыми лучшими: с ними у нас почти не было проблем, точно они окончили специальные курсы поведения в гостях. Они взяли напрокат машину, и нам не пришлось возить их повсюду. Они сами развлекали себя весь день и только обедали вместе с нами. Они уехали именно тогда, когда обещали. Если все остальные будут похожи на них, решили мы, лето получится не таким уж кошмарным.

Главное неудобство, как мы довольно скоро поняли, состояло в том, что все наши гости были на отдыхе, а мы — нет. Мы вставали в семь. Они валялись в постелях до десяти или одиннадцати и иногда заканчивали завтрак как раз в то время, когда следовало садиться за ланч. Они загорали, пока мы работали. Вздремнув перед обедом, они просыпались бодрыми и жаждали светских развлечений, а мы за столом клевали носом, иногда попадая в салат. Моя жена, неисправимо гостеприимная от рождения, жила в постоянном страхе, что кто-нибудь останется голодным, и целые дни проводила у плиты, а мыть посуду мы заканчивали только поздно ночью.

Воскресенья заметно отличались от остальных дней недели. Все наши гости непременно желали посетить один из воскресных рынков, а для этого надо было рано встать. Наши режимы на этот раз совпадали. Немного опухшие и непривычно тихие, они дремали на заднем сиденье все двадцать минут, что мы ехали до кафе в Иль-сюр-ля-Сорг, где решили позавтракать.

Я остановил машину у моста и разбудил наших друзей. Вчера они неохотно прервали веселье и отправились в постель только в два часа ночи, и сейчас при ярком свете утра не на шутку страдали от похмелья. Спрятавшись за темными очками, они как в спасательный круг вцепились в большие кружки café crème.[98] В темном углу бара жандарм тайком опрокидывал утренний стаканчик pastis. Человек, торговавший лотерейными билетами, сулил моментальное обогащение каждому, кто замедлял шаг у его столика. Два шофера с синими, похожими на наждачную бумагу подбородками, оголодавшие после проведенной за рулем ночи, жадно поглощали бифштексы с картошкой фри и громко требовали принести еще вина. Через распахнутую дверь в кафе проникал свежий запах реки, а утки, рассекающие ее поверхность, ждали, пока с террасы кто-нибудь кинет им кусочек булки.

Для того чтобы попасть на главную площадь, нам пришлось пройти сквозь строй смуглых цыганок в обтягивающих черных юбках. Они торговали лимонами и длинными косичками чеснока и шипели друг на друга, состязаясь за клиентов. Прилавки, установленные вдоль улицы, были завалены товаром так, что грозили вот-вот обрушиться. Здесь торговали серебряными украшениями и по соседству с ними — высушенной соленой треской, блестящими от масла оливками в деревянных бочках и сплетенными вручную корзинами, корицей, шафраном и ванилью, похожей на облако гипсофилой, щенками неопределенной породы, барахтающимися в картонной коробке, футболками ядовитых цветов с портретами Джонни Халлидея, нежно-розовыми бюстгальтерами и корсетами героических размеров, деревенским хлебом с шершавой корочкой и горшочками с террином.