Год сыча - [50]

Шрифт
Интервал

– Да ты хохмач, сыч, – томно произносит Француз. – Я с тебя удивляюсь.

– Ладно, кончите вы меня, – не сдаюсь я, защищая свою единственную жизнь, – куда тело денете?

– Не бери в голову, это наша забота. Твоя задача – сдохнуть, не сильно пукая.

– Я кричать буду.

– А у нас стены звуконепроницаемые, – злорадно заявляет Лариса.

Француз молча кивает. Охранники двигаются на меня, безучастные, как роботы. В ручищах одного из них – того, что с лошадиной мордой, – будто сама собой возникает стальная цепочка. И все остальное пропадает из поля моего зрения – кроме безжалостной стали, которой надлежит стиснуть мое горло и пресечь дыхание.

– Помогите! – орет из меня перепуганный насмерть маленький Королек.

Попятившись, натыкаюсь на огромную антикварную вазу. Гром падения драгоценного сосуда сливается с горестным вскриком Ларисы и чудовищным грохотом в передней, где, похоже, выламывают дверь. В то же мгновение в комнату со слоновьим топотом врываются менты, неистово ревя: «На пол!» Послушно растягиваюсь на узорчатом ковре и затихаю.

Громыхают два выстрела, сливающиеся с визгом. Падает что-то тяжелое. В разящий порохом воздух ввинчивается отчаянный крик: «Джерри!» Лежу, нюхая персидский ковер. Пахнет он ничуть не лучше дешевого.

– Вставай, поднимайся, рабочий народ, – насмешливо гудит Акулыч, не слишком почтительно хлопая меня по заднему месту. – Тебе, погляжу, шибко понравилось валяться. Оно и понятно: лежать завсегда приятнее, чем стоять.

Выпрямившись в полный рост, обозреваю окрестность. Камуфляжные гости надевают наручники поверженному Французу и его телохранителям. Лариса бьется в истерике, обнимая Джерри, без приказа кинувшегося грудью на пистолет, гладит, называет ласковыми уменьшительными именами. Как ребенка. Похоже, свирепый преданный пес – это было все, что оставалось в ее наперекосяченной жизни. Его – единственного – она действительно любила.

– Пришлось применить табельное оружие, – крякнув, басит мент. – А то бы враз растерзал, вражина. Вроде не человек, тварь бессловесная, а жалко. У моей сеструхи недавно котяра сдох. Дряхлый был, что твой аксакал. Не поверишь, сеструха так сокрушалась, еще б чуток, следом за ним отправилась. Как, по-твоему, есть у зверей душа?

– Дай закурить, Акулыч.

– Ты ж вроде завязал. – Он вытаскивает пачку.

Затягиваюсь. С отвычки томительно кружится голова, поташнивает, зато унимается мерзкая дрожь в конечностях.

– Вовремя вы подоспели.

– Так мы ж все как по радио слыхали. Прежде – помнишь? – передачка была такая: театр у микрофона. У, брат, какие ты монологи заворачивал! Не податься ли тебе в артисты, пока не поздно? Мертвяка изображаешь убедительно, уста сахарные откроешь – оратор, золотое горлышко… Кстати, пока не забыл, технику отдавай. Вещь казенная.

Снимаю пришпиленный к свитеру «жучок».

– Вали на хауз, вояка, – почти нежно говорит Акулыч. – А завтра милости просим к нам. Оч-чень надо поговорить.

Хочу пошутить напоследок, но нет сил. Практически на автомате двигаю к двери – и сталкиваюсь с Костиком, вернувшимся после чиновного трудового дня. Приветливо осклабляюсь:

– А вот и хозяин пожаловал.

Он изумленно и печально озирает представившуюся его взору картину, сгорбленный тихий мужчина-мальчик, попавший в переделку. Его носик по-заячьи подрагивает…

Выхожу в потемневший двор. Забираюсь в «жигуль». «Ну что, друг, – обращаюсь к нему, – не померли мы с тобой».

Нервы, натянутые до предела, как струны скрипки, провисли. Да и сама скрипка-Королек, пожалуй, годна только на то, чтобы упасть на кровать и вырубиться, вскрикивая во сне.

Вывожу «жигуль» на оперативный простор.

Осенняя темень. Моросит полуснег-полудождь. Фары встречных авто отражаются в мокром асфальте в виде длинных, золотом светящихся полос, словно машины скользят на ходулях.

Вижу силуэт голосующего человека и торможу. Дверца открывается, в недра «жигуля» заглядывает парень и спрашивает совсем еще подростковым голосом:

– До автовокзала не подбросите?

– Нет, друг, мне в другую сторону.

– Ну, пожалуйста, – просит он. – Опаздываю. Я чуть не полчаса торчу, никто не останавливается.

– Садись.

Он тут же оказывается справа от меня. Трогаю с места. В зеркальце едва различимо лицо пацана, слабо освещенное плывущими огнями и оттого кажущееся загадочным, как у сфинкса.

– Студент? – спрашиваю, не отрывая взгляда от дороги.

– Ага.

– Будущий юрист? Или экономист?

– Юрист. А почему вы так решили?

– А у нас сейчас куда ни плюнь – если не в юриста, то в экономиста попадешь. Первый курс?

– Ага.

– Знакомая шарманка: законы Хаммурапи, римское право и прочая мура.

– Вы, наверное, прокурор? Или адвокат? – уважительно интересуется он.

– Я – сыч. Всего-навсего. На платном учишься?

– Нет, бесплатник.

Начинаю его уважать. Хлопчик из маленького городка или поселка зубрил ночами, недосыпал, приехал в наш город, пробился в институт, обойдя местных маменькиных и папенькиных детишек. А сейчас собирается навестить родителей.

– В мои годы этой пакости – платного обучения – не было, – говорю я. – Все были равны. Я, правда, здешний. Но тоже не на родительских коврижках отъедался. В восемнадцать по дурости женился, перебрался в теще-тестины хоромы, но на шею богатеньким родственничкам сесть не захотел. Западло было. Мать предлагала часть своей скудной библиотекарской зарплаты, тоже не брал. Учился, а по ночам разгружал вагоны. А когда со своей благоверной разбежался, домой к матери не вернулся, сколько ни просила. Снял комнатку и стал жить как вполне самостоятельный мужик. Карьеру сделал – пристроился грузчиком в мебельный магазин. До сих пор в толк не возьму, как пупок не надорвал. Естественно, после окончания института эти атлетические занятия пришлось бросить. Стал работать следователем в прокуратуре. А тут как раз новые времена подоспели. Беспредел. В учебниках было четко и ясно, как на чертеже, а в жизни… Корячишься, выстраиваешь доказательства, чтоб комар носа не подточил. А дальше так. Если преступник мелюзга, плотва – порядок. А выловишь рыбину покрупнее – пиши пропало. Либо начальство по-тихому спустит дело на тормозах, либо судья освободит твоего «клиента» под залог. А он в аэропорт, в аэроплан – и за бугор. В то время бандиты всем свою волю диктовали. Плюнул я и подался в сычи.


Еще от автора Александр Ефимович Аде
Возвращайся!

«Возвращайся!» – шестой из семи детективных романов Александра Аде, составляющих книгу «Время сыча».В цикле действуют 30 сквозных героев, прежде всего, частный сыщик по прозвищу Королек, фигура сильная и яркая, живущая по своему кодексу чести. На протяжении цикла он меняет профессии, работая частным сыщиком, оперативником, бомбилой. При этом на его долю достается раскрытие убийств – и чужих ему людей, и самых близких. В начале цикла ему 31 год.«Время сыча» – это 11 лет жизни Королька (с 2001-го по 2011-й годы), его друзья, женщины, обретения и утраты.


Одиночество зверя

«Одиночество зверя» – последний из семи детективных романов Александра Аде, составляющих книгу «Время сыча».В цикле действуют 30 сквозных героев, прежде всего, частный сыщик по прозвищу Королек, фигура сильная и яркая, живущая по своему кодексу чести. На протяжении цикла он меняет профессии, работая частным сыщиком, оперативником, бомбилой. При этом на его долю достается раскрытие убийств – и чужих ему людей, и самых близких. В начале цикла ему 31 год.«Время сыча» – это 11 лет жизни Королька (с 2001-го по 2011-й годы), его друзья, женщины, обретения и утраты.


Лето любви и смерти

«Лето любви и смерти» – второй из семи детективных романов Александра Аде, составляющих цикл «Время сыча».В цикле действуют 30 сквозных героев, прежде всего, частный сыщик по прозвищу Королек, фигура сильная и яркая, живущая по своему кодексу чести. На протяжении цикла он меняет профессии, работая частным сыщиком, оперативником, бомбилой. При этом на его долю достается раскрытие убийств – и чужих ему людей, и самых близких. В начале цикла ему 31 год.«Время сыча» – это 11 лет жизни Королька (с 2001-го по 2011-й годы), его друзья, женщины, обретения и утраты.


Прощальная весна

«Прощальная весна» – пятый из семи детективных романов, составляющих цикл «Время сыча».В цикле действуют 30 сквозных героев, прежде всего, частный сыщик по прозвищу Королек, фигура сильная и яркая, живущая по своему кодексу чести. На протяжении цикла он меняет профессии, работая частным сыщиком, оперативником, бомбилой. При этом на его долю достается раскрытие убийств – и чужих ему людей, и самых близких. В начале цикла ему 31 год.«Время сыча» – это 11 лет жизни Королька (с 2001-го по 2011-й годы), его друзья, женщины, обретения и утраты.


Зима мести и печали

«Зима мести и печали» – третий из семи детективных романов Александра Аде, составляющих цикл «Время сыча».В цикле действуют 30 сквозных героев, прежде всего, частный сыщик по прозвищу Королек, фигура сильная и яркая, живущая по своему кодексу чести. На протяжении цикла он меняет профессии, работая частным сыщиком, оперативником, бомбилой. При этом на его долю достается раскрытие убийств – и чужих ему людей, и самых близких. В начале цикла ему 31 год.«Время сыча» – это 11 лет жизни Королька (с 2001-го по 2011-й годы), его друзья, женщины, обретения и утраты.


Осень надежды

«Осень надежды» – четвертый из семи детективных романов Александра Аде, составляющих цикл «Время сыча».В цикле действуют 30 сквозных героев, прежде всего, частный сыщик по прозвищу Королек, фигура сильная и яркая, живущая по своему кодексу чести. На протяжении цикла он меняет профессии, работая частным сыщиком, оперативником, бомбилой. При этом на его долю достается раскрытие убийств – и чужих ему людей, и самых близких. В начале цикла ему 31 год.«Время сыча» – это 11 лет жизни Королька (с 2001-го по 2011-й годы), его друзья, женщины, обретения и утраты.


Рекомендуем почитать
Боги Гринвича

Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».


Легкие деньги

Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?


Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.


Начало охоты или ловушка для Шеринга

Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.


Капитан Рубахин

Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.


Договориться с тенью

Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.