Год со Штроблом - [91]

Норма тоже видела его, когда он проходил мимо управленческого барака с букетом, направляясь в главное здание, и сразу догадалась, для кого предназначены цветы.

Час спустя — он успел за это время провести утреннюю летучку и побывать у Гасмана — он вошел в приемную, поставил на столик Нормы маленькую матрешку и сказал:

— Мне тебя не хватало. Знаешь, сколько протоколов с самых разных совещаний ты могла бы мне там напечатать? Нет, и даже не догадываешься!

41

Штробл вернулся из поездки в Ново-Воронеж сильно изменившемся. Первой это заметила Норма. Мир словно вновь обрел для Штробла свои яркие краски, расширился, он преисполнился уверенности, что все свои начинания успешно доведет до конца.

Старался при любой возможности встретиться с Верой. И не скрывал своей радости от этих встреч. Они сидели рядом на совещаниях, вместе обходили участок, вместе обедали во время перерыва. Виктора почти никогда с ними не было. Может быть, потому, что он готовился приступить к новой работе: с пуском первого блока его переводили на должность дежурного оператора на реакторе. Но если ему удавалось вырваться, он ждал Веру у выхода, и она торопливо, не оглядываясь, уходила вместе с ним.

В тех редких случаях, когда выпадали свободные час-полтора, Вера со Штроблом прогуливались у залива. Такие прогулки вошли у них в привычку. «Есть свободное время — погуляем, а какая погода — все равно!» И с некоторых пор их можно было увидеть у Боддена и в ясный солнечный день, и под дождем, и даже если с моря дул сильный северный ветер.

— Осталось только, чтобы они начали петь дуэтом, — сказал Эрлих.

— Да, пионерские песенки, — подхватил Карл Цейсс.

Иногда, торопясь на планерку, Штробл поручал Норме позвонить Вере и договориться о времени встречи, и когда ей это удавалось, лицо Штробла расплывалось в улыбке и он благодарил Норму. Время от времени звонила сама Вера, просила соединить ее со Штроблом или передавала, в какое время он сможет застать ее и по какому поводу она его беспокоит.

У Олечки были такие же черные глаза и темно-каштановые волосы, как у матери. Когда Виктор встречал в последние дни Веру, она стояла с ним рядом, подпрыгивая от нетерпения. При виде Веры лица обоих озарялись радостью, и девочка со всех ног бросалась ей навстречу, висла у нее на шее. Виктор нежно целовал ее в висок, и, взяв дочку с обеих сторон за руки, они неторопливо шли к поезду, о чем-то переговариваясь.

Однажды Штробл поехал в город тем же поездом, что и они, правда, в другом купе. Он видел, как на перроне их встретила мать Веры, крестьянского вида пожилая женщина с мягким, добрым лицом. Она не сочла для себя за труд приехать сюда с далекого Дона вместе с Олечкой, чтобы своими глазами посмотреть, как живется ее детям. Штробл, которого никто не встречал, с нескрываемой завистью смотрел на медленно удалявшуюся семью.

Как-то Вера сидела в кабинете у Штробла, и Норма слышала через открытую дверь, как они оживленно обсуждают варианты монтажа второго блока, когда позвонил Виктор и вежливо, тихим голосом попросил к телефону Веру. Норма даже замерла от неожиданности, и после недолгих, необъяснимых для нее самой колебаний соединила его с аппаратом Штробла. Они обменялись несколькими словами, и вскоре Вера вышла и с улыбкой попрощалась с ней и со Штроблом. Но выражение глаз у нее при этом было невеселым. А Штробл надолго замкнулся в себе, чего с ним давно не случалось.

Когда несколько дней спустя Виктор позвонил вторично, Норма вежливо ответила:

— Сожалею, но ничем не могу вам помочь: ее здесь нет.

А несколько погодя сказала заглянувшему в приемную Шютцу:

— Они на обводном канале. Я знаю. И еще я знаю, что для них троих так дело дальше не пойдет.

В окно падали лучи заходящего солнца. Лицо Шютца, освещенное ими, выражало некоторое недоумение. Он тоже отметил про себя произошедшие в Штробле перемены. Но поначалу пытался объяснись их сильными впечатлениями Штробла от поездки в Ново-Воронеж и тем, что предпусковая фаза первого блока идет без сучка, без задоринки.

Вечером им удалось поговорить без свидетелей, и разговор первым начал Штробл.

Они сидели на каменной кладке у обводного капала и наблюдали за рыболовами, не сводившими глаз с танцующих на воде поплавков. В кармане Шютца лежала полученная с час назад телеграмма: «Все в полном порядке. Поздравляю с мальчиком. Целую. Фанни. Звони по телефону 2-43-09». Шютц немедленно заказал срочный разговор. Голос у Фанни веселый, счастливый. Замечательно, что он сразу догадался позвонить, она так рада, просто нет слов!

— Родила легко, никаких осложнений. Мальчик крепенький такой, налитой весь. Как все обошлось? Как обычно. Ну, представь, что ты был здесь же, но только на работе. Соседи отвезли. Да, все в порядке. Все нормально. Напиши фрау Швингель открытку, дети у нее.

— Какую там открытку, пошлю лучше посылку! — сказал Шютц Штроблу.

Уговорил Штробла пойти в «Штрук», где они накупили в буфете шоколада, конфет и вафлей для детей. Потом выпили за Йенса и Маню по рюмочке, а за новорожденного целых две и еще за Фанни. Потом Штробл, сделав, к удивлению Шютца, многозначительное лицо, предложил: