Год со Штроблом - [57]

Штробл смял письмо, швырнул на кровать. Разве подобные письма пишут друг другу близкие люди! Были дни и ночи, прожитые и пережитые совместно! Вместе ели и вместе пили, ложились в одну постель и вместе вставали, любили друг друга, у них есть ребенок, они бросались друг другу в объятия и расставались много раз; оба они знают, как другой смеется, как он дышит и как стонет. А это письмо, этот холод, что-то в нем фальшиво. А если фальшиво, то незачем принимать его всерьез. Что значит «…только не так: позвонил — и давай приезжай!». А как иначе? Ждать? Чего? Пока он не убедится в своих чувствах к ней? Ведь все, в сущности, сводится к этому… Но он в своих чувствах уверен и на сегодня, и на будущее. Он позвонит ей, позвонит немедленно и скажет: «Я не нуждаюсь во времени для раздумий, мне нужна ты!» Но вовремя опомнился: ведь как раз его нетерпеливость, стремление идти вперед, не глядя ни вправо, ни влево, немыслимо осложнили их совместную жизнь. И приказал себе — терпение! На сей раз — терпение! Она приедет, не может не приехать.

Как только Штробл обрел внутреннюю убежденность, что вмешался в ход событий, к нему вернулась, пусть и не вдруг, уверенность в себе и предприимчивость. Он уже улыбался вместе с остальными, когда Улли Зоммер и Шютц начинали по-дружески высмеивать его за кислую физиономию.

— Когда меня отзовут из этого пошлого отпуска, вы снова увидите перед собой молодца молодцом, — пообещал Штробл.

Шютц едва ли не ежедневно ходил к Бергу. Уговаривал его не увольнять Штробла.

— Это было бы плохо для него… и для стройки тоже. Ошибки Штробла мы обсудим на общем собрании, — сказал Шютц, — но со всеми своими ошибками Штробл — лучший начальник участка изо всех, кого я знал.

— Их было не слишком много, — съязвил Берг.

— Не забывайте о нашем обязательстве подключить блок к сети на две недели раньше срока. Штробл нам необходим, — уговаривал его Шютц.

— О своем обязательстве прежде всего должны помнить вы сами, — отвечал Берг. — Что касается Штробла, то где он будет работать, решает не партийный секретарь, а руководство стройки!

И хотя Берг отклонял все его просьбы и требования, у Шютца была некоторая уверенность, что они понимают друг друга без слов и что в лице Берга он имеет лучшего адвоката за восстановление Штробла.

Так он и объяснил членам партбюро, которые подобно ему настаивали на скорейшем положительном решении вопроса.

Об одном разговоре — это было в день после карнавала — они с Бергом предпочитали не упоминать. Утром Шютц зашел к Вернфриду.

— Нам с тобой надо кое-что уладить. И лучше всего нам сделать это в присутствии Берга. Скажи, какое время тебя устроит, я с ним договорюсь.

Вернфрид внимательно оглядел Шютца с ног до головы и скривил рот в улыбке:

— Хочешь извиниться? Передо мной? — и покачал головой. — В присутствии Берга? Пожалуйста, дело хозяйское. Иди. Мне у Берга делать нечего. Я беспартийный. А что ты за фрукт такой, я понял.

Шютц долго обдумывал, имеет ли смысл идти к Бергу, но в конце концов решился. И разговоров, короче этого, у него до сей поры не было.

— Извини, — перебил его Берг после первых же слов, — у меня совершенно нет времени, чтобы выслушать тебя. Приходи, когда действительно будет что-то важное.

Шютц уже приблизился к двери, когда Берг окликнул его, а потом негромко, но очень внушительно проговорил:

— Если я еще раз узнаю о чем-то подобном…

И словно для того, чтобы Шютц не усомнился в том, что для Берга важно, а что нет, он уже на другой день появился в бригаде ДЕК головного бокса, поговорил недолго с Зиммлером, перебросился парой слов с Эрлихом, попросил Вернфрида объяснить, какие особые преимущества он лично видит в цикличной работе. Ни жены, ни детей у него нет, как он проводит свободные от работы недели? Читает? Копается в моторе своей машины? Девушки? У тех, кто прислушивался к их разговору, сложилось впечатление, что сам Вернфрид остался недоволен своими маловразумительными ответами. А Берг заметил:

— Что-то ничего определенного. Подумай на досуге… о досуге.

Остановился рядом с Шютцем; тот, поднявшись на леса, прикидывал, не начать ли ему еще до перерыва монтаж шлейфа, который завтра должны сваривать Вернфрид с Зиммлером.

— А ну, спустись-ка, — сказал Берг. — Все равно через две минуты перерыв на завтрак.

По дороге в закусочную «Штрук» Шютцу пришлось отвечать на вопросы Берга: как ему работается в коллективе, поддерживают ли его, причем не только члены партии? В чем он видит помехи, где инертность? И чем эти явления объясняет? Поинтересовался, как, по мнению Шютца, завоевывается авторитет.

— Но запомни раз и навсегда: авторитет авторитетом, а давить на других, диктовать свои условия мы здесь не позволим, такова линия партии. Ты, надеюсь, меня понял?

Шютц понял. Потом они долго обсуждали шансы фаворитов на предстоящем первенстве по настольному теннису. Берг любил этот вид спорта, знал всех зарубежных чемпионов по именам, хотя сам играл «прескверно», как он выразился.

— Я как-нибудь вечером загляну к вам, — сказал он. — Нет-нет, никаких объявлений заранее. С кем посидеть и побеседовать всегда найдется, это уж вы мне организуете. А потом сыграем в настольный теннис!