Год нашей войны - [19]

— Вряд ли сейчас это важно, — пробурчал я.

— О, он такой стеснительный. Но что же это я! Мы должны выпить! Мы должны отметить! Кезия, пива его королевскому величеству. Виски для риданнца. А себе налей томатного сока.

— Я не против, — ответил ящер.

— Счастливого падения, ваше величество.

— Янт, мне стоило бы содрать с тебя кожу заживо.

Король обнаружил, что уже охвачен необъяснимым духом товарищества, а в это время на улице сгущалась тьма, и окна, похожие на мишени, начало заносить снегом.

Я был примерно на середине своего рассказа Данлину о Перевоплощении, когда покореженная от жары дверь задрожала и открылась. В баре повисла напряженная тишина, и мой голос в ней прозвучал неожиданно громко. В заведение ввалился зубец. Он подошел к барной стойке. Под его тяжестью тоскливо скрипели половицы. Кезия передал зубцу литровую емкость красного сока, и тот осушил ее одним махом, потом потребовал добавки и взгромоздился на край стола, за которым сидели мы, раздавив пепельницу и подняв противоположный край здоровенной столешницы высоко в воздух. В руки и ноги зубца были вшиты прозрачные пластины, сделанные из странного материала, похожего на гибкое стекло. Его конечности покрывала паутина шрамов, под которыми при каждом движении перекатывалась розовая масса мышц. Синие пятна татуировок, каждая размером с пенни, создавали на его лице замысловатые узоры. Волосы зубца имели серебристо-белый цвет, но некоторые пряди были выкрашены в разные оттенки ультрамаринового и пурпурного, и при этом они стояли торчком, словно тонкие длинные спицы. На одну из них страшилище насадило не меньше двадцати серебряных колец.

Он был, без сомнения, самым крупным существом в баре. Руки и ноги представляли собой сплошные мускулы; наготу зубца прикрывала только синяя шелковая тряпка, подвязанная на животе. Спину защищал отполированный до блеска чешуйчатый панцирь, напоминавший черепаший. Края трещины, проходившей через него, были стянуты с помощью бронзовых гвоздиков, позеленевших от времени. Украшавшая панцирь золотая проволока, покрытая коркой застывшей лимфы, в одном месте была связана желто-красной лентой.

Данлин сдавленно хмыкнул, и гигант уставился на нас. Его бледно-голубые глаза, не имевшие ни зрачка, ни радужки, вперились в короля.

— Снова туристы, — низким, грубым голосом прорычал зубец.

— Я — не турист, — рявкнул Данлин.

Его кровь тут же вскипела из-за того, что нас так нахально прервали. Я тронул его рукав. Первое, что необходимо знать в Перевоплощении: зубцы очень опасны.

— Кто же, к чертям, ты такой?

Он покосился на Данлина, его глаза стали похожи на два синих хрусталика. Авия для зубца — то же самое, что для нас культ Перфорированного Легкого.

— Суверен Авии.

— Ясно. Турист. Проваливай, пока я не выпустил тебе кишки.

С тех пор как в баре появился зубец, никто не издал ни звука. Тишина стала еще ощутимее, каждый незаметно прислушивался к нашему диалогу. Злобный урод оскалился, обнажив полную клыков пасть.

— Данлин, — быстро сказал я, подняв руку, когда зубец уже потянулся к нам, — знай, когда нужно отступить, иначе не протянешь здесь и двух минут.

— Зубец, — обратился я к твари, — я — вечен. Бессмертен. И я защищаю его. Так что, черт тебя раздери, только попробуй.

Создание тут же рухнуло на колени, едва не сломав от усердия тяжеленный стол, и преданно лизнуло носок моего ботинка татуированным языком.

— Господин. Я Пирс. Зубец. Пью базиликовую кровь из вены, ем селезенку, на завтрак съем твои яички, турист. Если они у тебя есть, ур-ур.

— Как ты это сделал? — удивился король.

— Бессмертные не вписываются в их систему верований. Так что они либо поклоняются мне, либо нападают. Поверь, здесь я сильнее, чем в Четырехземелье. Но не спрашивай, во что верят зубцы, — тебе лучше этого не знать.

— Что ты тут делаешь? — обратился я к здоровяку.

— Меня выбросили из Ауреаты, — процедил тот. — Культ Тромбированной Артерии — это культ еретиков. Здесь нет хорошей охоты, даже куска нормального мяса не добыть.

— Мне жаль это слышать, — спокойно проговорил Данлин.

~ Ты знаешь, что пахнешь беконом? — почти добродушно буркнул Пирс.

Теперь, когда опасность миновала, снова появился Фелисития и стал разносить напитки. Данлин расслабился, хотя вопросов у него осталось еще очень много. Как я могу помочь ему, запертому здесь с ящером, зубцом и геем-авианцем? Я решил, что отдам ему свой дворец, который построил за множество Перевоплощений. Это был масштабный и изматывающий проект.

— По крайней мере, я могу подарить тебе Сливеркей, — сказал я.

Я отцепил от стены бара карту и положил ее на стол. Мое тело вдруг начало мерцать. Я почувствовал напряжение и, понимая, что времени осталось совсем немного, быстро заговорил:

— Возьми и ее тоже. Составление этой карты Эпсилона заняло у меня несколько десятилетий. Единственной карты Эпсилона!

Мой силуэт замерцал интенсивнее и стал распадаться.

— Данлин! Прощай! — крикнул я.

Мы успели предпринять отчаянную попытку пожать друг другу руки, но моя уже напоминала дым, и Данлин просто схватил воздух.

Я поднял глаза и с полуулыбкой растаял в воздухе, слегка поклонившись на прощание. Последняя ниточка, связывавшая Данлина с Четырехземельем, оборвалась.