Год крысы. Видунья - [33]

— Может, и с чуринами, — неуверенно ответил дедок, почесав шею. — Как в той сказке, покуда море не разлилось… не знаю. Зато граница с саврянами только при моём деде появилась, когда старый тсарь помер и сыновья за венец разругались. Спорили-спорили, так власть и не поделили — пришлось тсарство делить. Вот и получились Саврия с Ринтаром и река Рыбка промеж ими. Хотели и её межой располовинить, да, хе-хе, плуг не взял… — с непонятным Рыске злорадством закончил старик.

Девочка зябко переступила обутыми в лапти, но уже мокрыми ногами. Осенью роса не сохла долго, чуть ли не до полудня.

— Деда, а они к нам снова не полезут? Савряне?

— Полезут, отчего ж не полезть, — буркнул тот, ещё больше мрачнея. — И им есть что спросить, и нам найдётся что ответить… Двум кускам теста в одной квашне не ужиться: один другого теснит и рано или поздно выдавит.

— Голова тоже говорил, что скоро новая война будет, — припомнил Жар, выпячивая грудь: видать, представил на ней ленту «За отвагу».

— Нет, этой зимой точно не соберутся, — уверенно сказал дедок, снова веселея: под отведённой в сторону еловой лапкой солнечными зайчиками желтела россыпь лисичек. — Мы их в прошлый раз знатно потрепали, ещё не скоро оклемаются. Рысонька, а ты чего скучная такая? Устала, что ли?

Девочка молча помотала головой и поудобнее перехватила подол.

— Переволновалась, наверное, — по-своему истолковал дедок. — Чай, не каждый день крыши у молелен падают.

— А почему мы оттуда так быстро удрали? — спросил Жар. — Чтоб молец опять ругаться не начал?

Старик поморщился:

— Не удрали, а ушли, чтоб Хольге глаза не мозолить. Моя старуха, бывало, тоже как сказанёт что-нибудь — и дёру с того места. Видуны же как кошки: мелькнут через дорогу, беду обозначат и словно ни при чём. А молец… Некоторые даже на кошек злословят, будто они несчастье не чуют, а накликают. Привыкай, девонька. Это ещё цветочки, а вот что годков через пять-шесть будет, когда ты в силу войдёшь…

— Слыхали? — встрепенулся Жар. — Кажись, в веске дуда гудит, народ созывают.

Дедок приставил ладонь к уху, потом досадливо ею махнул:

— А, ладно. Небось тсарский глашатай какую-то весть принёс, к вечеру сама до нас докатится. Давайте-ка ещё вон по той опушечке пройдёмся, уж больно вид у неё грибной!

* * *

Долго дудеть не пришлось: большая часть народа и так стояла возле молельни. Гонец поглядел на балку, уважительно свистнул и, не отвлекаясь на расспросы (до вечера ещё семь весок объехать надо!), развернул изрядно потрепанную грамоту:

— «Полноправный Владыка земель ринтарских… Тсарской милостью… объявляю от сих и до нового приказа… Год Крысы… с положенными ему налогами и милостями… С дома по три сребра, с шести коп по медьке… Купцам цены выше столичных не подымать… Зверя лесного только ради шкуры не бить, зерно на хмель не переводить, кого уличат… Подписано в сорок девятый день осени, оглашено в пятьдесят второй». — Гонец откашлялся и уже нормальным, добродушным баском уточнил: — Все слышали? Затягивайте пояса, мужики, — год Крысы!

Голова сплюнул, зло растёр.

— Да мы уже сами догадались, — процедил он, глядя мимо гонца на просевшую крышу молельни.

Глава 8

Крысы растут быстро, особенно самцы.

Там же

Вопреки всем «знающим людям», приметам и кликушам остаток года Крысы прошёл для Ринтара на удивление неплохо. Впроголодь, конечно, и половину скота пришлось прирезать, а остальному скормить почти всю солому с крыш, но хоть мор не прокатился. Вместо войны саврянские послы привезли новую мирную грамоту, и ринтарский тсарь без задержки её подписал. Зима побаловала высокими снегами — они же вешние воды, щедро напоившие землю. До новой травы в Приболотье дожили все. Кое-кто из вредных старух попытался объявить дурным знаком уже и это, но весенний посев опять-таки прошёл без помех, а там отсчёт времени начался заново. «Что год грядущий нам готовит?» — бегали девки гадать на болото, считать поганки в кругах. Если на четыре кучки поровну раскладываются, значит, можно на год Овцы надеяться. Самый тихий и спокойный, всего в достатке. На восемь — ещё лучше! Год Коровы. Закрома полнехоньки, скотина здорова, детишки почти в каждой избе родятся; после Пустополья тсарь праздник объявит, в городах монеты разбрасывать будут и кормить бесплатно. Всего на две — так-сяк, год Собаки. С кости на кость перебиваться будешь, но жить всё-таки можно. На три кучки — год Жабы, на пять — Рыбы, на семь — Вороны, его после мора объявляют. А вот если, как ты их, проклятых, ни раскладывай — не сходится, пиши пропало: Крыса. Всё плохо и дальше ещё хуже будет.

Поганки расходились во мнении, но мимо второго года Крысы кряду, к счастью, пронесло. Год Овцы сменил год Собаки, за ним наступила желанная Корова, и снова — две Овцы. Дни на хуторе летели незаметно: вспашка-посев-прополка-уборка. Зима тянулась чуть дольше, но тоже не давала батракам скучать: у Сурка было два племенных стада, молочное и скаковое, и отёлы приходились на самые морозы. А ещё овцы, куры, гуси… Хутор богател и разрастался, желтея срубами новых хлевов. Весной даже ограду переносить пришлось, за старой всё уже не умещалось.