Год крысы - [9]
— Кто?! Вольфганг? — хором удивились приятели.
— Да.
— Зачем?
— Ну, чтобы вам лишних денег не платить.
— Так он же немец! Не-мец! — пояснил Семен Семеныч. Для иллюстрации Семен Семеныч откинулся на спинку сидения, вытаращил глаза, надул щеки и выпятил живот, наглядно изображая немецкую ограниченность, надменность и любовь к раз и навсегда заведенному порядку.
Матросов невольно рассмеялся.
— Немцу — что главное? — сказал Семен Семеныч. — Инструкция! Чтобы порядок был, орднунг! А все остальное ему по барабану! Да ты сам сейчас увидишь!
Офис немецкого концерна располагался в пустующем административном корпусе неработающего завода по производству бытовой химии. Завод стоял на самом берегу городской реки, несколько лет назад стал центром большого экологического скандала и был закрыт. Территория пустовала, оборудование вывезли в неизвестном направлении, корпуса постепенно приходили в негодность. Но некоторое время назад часть помещений была без лишнего шума отремонтирована и сдана в аренду немцам.
Фургон проехал вдоль трехметрового бетонного забора, свернул в глухие металлические ворота, которые могли бы закрывать не завод, а секретный объект стратегического назначения, и остановился на просторной асфальтированной площади перед административным зданием. В просвете между заводскими корпусами блеснули под солнцем тяжелые, как ртуть, воды городской реки.
— Слушай, — вдруг спросил Матросов у Бэхи. — А зачем ты меня про группу крови спрашивал?
— Что? — рассеянно переспросил Бэха, который пристально вглядывался в фигуру, стоящую на крыльце.
— Ты спрашивал, какая у меня группа крови… Ну тогда, помнишь… Когда предлагал участвовать в твоем бизнесе…
— Ах, это!.. Потом… потом, — невнимательно отмахнулся Бэха. — Пошли!
На крыльце особняка, под козырьком, который поддерживали ажурные чугунные кронштейны, стоял со скучающим видом пресимпатичнейший господин.
С первого взгляда было ясно, что это немец. Господин был высок, упитан и лыс. Из хищно вырезанных ноздрей торчали пучками жесткие волосы. Он походил на героя Гражданской войны Котовского, которому зачем-то приделали пышные рыжие бакенбарды. По случаю жары на господине были клетчатые шорты до колена, белые гольфы и летние туфли из добротной свиной кожи. Крепкие ноги, покрытые рыжим пухом, упирались в землю неколебимо, как Бранденбургские ворота.
Господин явно скучал. Не нужно было звать ясновидящего, чтобы понять: местное население, к огорчению немца, не проявляет большого интереса к сбору ядовитых химических отходов.
Бэха спрыгнул на землю. И его лицо вдруг приобрело разухабистое выражение человека, который умеет обращаться с иностранцами.
— Вольфганг, старый хрен! — прокричал он, подходя к немцу, и хлопнул его по плечу. — Как дела? Гутен таг?
— Guten Tag, Guten Tag! — солидно закивал головой добродушный Вольфганг.
— Гитлер капут? — с шутливой взыскательностью поинтересовался Бэха.
Вольфганг сначала не разобрал слов, но потом широко раскрыл рот и оттуда загремел раскатистый хохот — Матросов догадался, что Бэха шутит подобным образом не в первый раз.
— Kaput! Kaput! — со смехом мотая головой, согласился немец.
Семен Семеныч, вышедший из кабины полюбоваться представлением, обернулся через плечо к Матросову:
— Ну, видишь. Я же говорил… — Семен Семеныч чуть растопырил руки и едва заметно выпятил живот, напоминая о том, что немец есть немец, и почти все они круглые дураки.
Бэха обошел фургон сзади, вдвоем с Семен Семенычем они откинули задний борт, и взгляду Вольфганга предстали сложенные в кузове мешки. Глаза немца заблестели.
— Ammonit? — догадался он.
— Аммонит, аммонит!
Искренняя радость на лице немца сменилась настороженным выражением.
— Gut? — подозрительно спросил он. — Кароший?
— Кароший, кароший! — успокоил его Бэха. — Какой же еще!
Немец недоверчиво покачал головой, потом полез в нагрудный карман и достал оттуда маленький приборчик, напоминающий узкий и длинный мобильный телефон.
Бэха развязал тесемки крайнего мешка и распахнул его горловину. Немец толстым указательным пальцем включил питание анализатора и сунул приборчик в порошок.
Анализатор некоторое время что-то подсчитывал, высвечивая на экране то одно число, то другое, потом издал мелодичный компьютерный «динг-донг» и на его торце загорелась зеленая лампочка.
Лицо немца просветлело. Он успокоился и повеселел.
— Gut! — вывел он. — Sehr gut!
— А то! — сказал Бэха, снисходительно ожидавший окончания анализа.
Вольфганг дружески хлопнул Бэху по плечу. Бэха в ответ хлопнул по плечу Вольфганга.
— Видал, как обрадовался фашист, — сказал Семен Семеныч, обернувшись к Матросову. — А ты боялся! Да он, знаешь, какие премиальные на нас получит! Ты удивишься! На кой ему связываться с каким-то суриком?
Матросов с опаской поглядел на добродушное лицо Вольфганга.
— Не волнуйся, — успокоил его Семен Семеныч. — Он по-русски ничего не понимает. Второй год язык учит, а до сих пор ни в зуб ногой! Дальше «здрастье» — «на здоровье», дело не пошло! Я же говорю: пенек пеньком!
И Семен Семеныч весело подмигнул немцу.
— Was? — не понял немец.
Семен Семеныч поднял вверх сжатый кулак: рот фронт.
Нет на земле места прекраснее Мильхенбурга. Вот уже несколько веков на левом берегу варят восхитительный шоколад, а на правом пекут вкуснейшие вафли. Соперничество «вафельников» и «шоколадников» – давняя традиция, и все жители – полушутливо, полусерьёзно – соблюдают ее. Но однажды на «вафельном» берегу появилась незнакомка. Талантливый педагог, Доротея Нансен быстро очаровала школьников. Всего несколько занятий – и подростков не узнать. Теперь они – Воины Железного Кулака: энергичные, собранные, целеустремленные.
Герои Верещагина — временами смешные, временами трогательные — твердо уверены, что они отлично знают, в чем смысл жизни, что они приспособились к реалиям времени и крепко стоят на ногах. Но коллизии, подстроенные для них автором, неизбежно возвращают персонажей книги к началу — к вечному поиску смысла. Автор умеет закрутить авантюрный сюжет. Однако не менее увлекательны страницы, на которых, казалось бы, ничего не происходит — даже тут читатель неотрывно следит за историей, рассказанной умелым, наблюдательным и очень неглупым рассказчиком.
Повесть, основу которой составили 25 коротких рассказов автора о любви, опубликованные в 2000–2001 года петербургскими журналами для женщин.
Герои Верещагина — временами смешные, временами трогательные — твердо уверены, что они отлично знают, в чем смысл жизни, что они приспособились к реалиям времени и крепко стоят на ногах. Но коллизии, подстроенные для них автором, неизбежно возвращают персонажей книги к началу — к вечному поиску смысла. Автор умеет закрутить авантюрный сюжет. Однако не менее увлекательны страницы, на которых, казалось бы, ничего не происходит — даже тут читатель неотрывно следит за историей, рассказанной умелым, наблюдательным и очень неглупым рассказчиком.
В 1999 году РИФ ТПП выпустила сборник повестей и рассказов Верещагина «Размышления о воспитании за отцовским столом». Один рассказ из этого сборника.
Герои Верещагина — временами смешные, временами трогательные — твердо уверены, что они отлично знают, в чем смысл жизни, что они приспособились к реалиям времени и крепко стоят на ногах. Но коллизии, подстроенные для них автором, неизбежно возвращают персонажей книги к началу — к вечному поиску смысла. Автор умеет закрутить авантюрный сюжет. Однако не менее увлекательны страницы, на которых, казалось бы, ничего не происходит — даже тут читатель неотрывно следит за историей, рассказанной умелым, наблюдательным и очень неглупым рассказчиком.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.