Год, когда я всему говорила ДА - [55]

Говорить «нет» – моя собственная медленная форма самоубийства.

И это безумие. Потому что я не хочу умирать.

Потом, лежа в постели, я понимаю, что не хочу заканчивать свой год «Да». Я – незавершенный проект. Я только что поняла, как это сделать – поймать какой-никакой кураж. Я не могу остановиться сейчас. Я не хочу останавливаться сейчас. Неужели я должна остановиться сейчас?!

То, что началось как подначка со стороны сестры в процессе нарезки лука утром в День благодарения, стало предприятием в духе «жизнь или смерть». Теперь я почти боюсь говорить слово «нет». Я больше не могу отвечать на любой вызов словом «нет». Это слово больше для меня не вариант. Я знаю, что не могу позволить себе говорить его – цена слишком высока. Страх, что я могу снова скатиться к подножию этой горы; знание, как легко было бы это сделать, как комфортна жизнь у подножия этой горы, – это… в общем, этого достаточно, чтобы не позволять слову «нет» слетать с моих губ.

Я могу переживать жизнь – или отказаться от нее.

Что случилось бы, если бы я снова отказалась? Кем бы я стала? Сколько времени мне потребовалось бы, чтобы опять начать карабкаться в гору? Да и хватило бы у меня духу, чтобы снова начать карабкаться? Или это была бы моя концовка?

Я к такому не готова. Я не могу закончиться. Это не конец.

Это не финишная черта.

Я не завершена.

И поэтому, как бы мне ни хотелось, я больше не могу позволить себе говорить «нет». Слова «нет» больше не существует в моем словаре. «Нет» – это бранное слово.

Время вышло.

Год окончен.

Но не я.

Вот так год «Да» превратился из двенадцати месяцев в вечность.

Я могу это сделать.

Я могу изменить условия испытания, если захочу.

Оно мое.

Кроме того, я все равно больше не завишу от обычного времени.

Вы сверялись с моими часами?

Я секунда в секунду совпадаю со временем по Куражу.

Говорить «да»…

Говорить «да» – это мужество.

Говорить «да» – это солнце.

Говорить «да» – это жизнь.

11 «Да» – слову «нет», «да» – трудным разговорам

Когда мне было пятнадцать, я впервые пришла учиться водить машину.

Я пребывала в радостном возбуждении. Я выучила правила дорожного движения. Разрешение было аккуратно вложено в мой кожаный бумажник. Я всем сердцем желала получить водительскую лицензию: как только я это сделаю, папа позволит мне самостоятельно ездить в школу на «Рено Альянс» цвета сливочного масла, который стоял на нашей подъездной дорожке. Вождение означало свободу. Вождение означало, что однажды – и это однажды случится очень скоро – я смогу выехать из предместий прямо туда, где мне предназначено быть. К примеру, в Париж.

(Не перебивайте меня сейчас своим «ты что, не знаешь, что тебе пришлось бы переехать океан, тупица?». Вы испортите весь момент. Это был мой первый урок вождения. Все мои мечты сбывались. Дайте же мне насладиться и этой.)

В тот день мама высадила меня у общественной автошколы, где обучали вождению. Я терпеливо дожидалась своего инструктора и, когда он пришел, смогла впервые в жизни сесть за руль машины.

Это было потрясающе. Совершенно. Абсолютно.

Бабочки метались у меня в животе, когда я смотрела на инструктора. Терпеливый и добрый, слегка лысеющий, он был известен как приятный человек. Он успокаивающе улыбнулся мне. Я улыбнулась в ответ и спросила, что он хочет, чтобы я сделала.

После этого я почти ничего не помню.

Оказывается, он хотел, чтобы я завела машину и выехала со стоянки на дорогу, потом на эстакаду и прямо на скоростное шоссе.

На скоростное шоссе.

Намного позднее, когда он прижимал насквозь мокрое бумажное полотенце к моему заплаканному лицу и объяснял, почему не нужно рассказывать эту историю моей матери (моя мать, по сравнению с которой кхалиси и ее драконы[45] покажутся Винни-Пухами, оторвала бы ему конечности), я узнаю́, что инструктор перепутал расписание. Он по ошибке решил, что я – другая, более опытная ученица.

Прямо перед приездом мамы я спросила его, что с нами было.

– Я во что-нибудь врезалась?

Знайте, фраза «кровь отхлынула от лица» – не преувеличение. Я видела, как это случилось с моим инструктором. И впервые до меня дошло, что я буквально перепугалась до потери сознания.

Это первый раз, когда страх превратил мой мозг в пустую страницу.

Это первая картина, снятая с моей стены.

И теперь, вспоминая об этом, единственное, о чем я могу думать, это…

…почему я позволила этому случиться?

Когда инструктор автошколы велел мне повернуть на эстакаду, которая вела к шоссе, почему я не вдавила педаль тормоза, не отвела машину на обочину, не посмотрела на него и не произнесла то единственное слово, которое изменило бы все? То единственное слово, благодаря которому мои картины остались бы в целости и сохранности?

Одно. Слово.

НЕТ.

«Нет» – сильное слово. Для меня это уникальное сильнейшее слово в английском языке. Произносимое четко, веско, с достаточной частотой и силой, оно способно изменить ход истории.

Хотите пример?

Роза Паркс.

Давайте представим себе «эффект бабочки» в исполнении Розы Паркс.

Что, если Роза Паркс не говорит «нет»? Что, если Роза Паркс говорит: «Ага, ладно, хорошо, черт с вами, я освобожу свое место и пересяду в задний конец этого автобуса»? У бойкота автобусных линий в Монтгомери больше нет его идеального героя – милой воспитанной леди, доброй и твердой, леди, которая захватывает воображение и сознание Америки, – и он, возможно, так и не случается.