Год Иова - [16]
Джуит вздрагивает. Ночь стала холодной. Он включает лампу, встает, прикрывает окно, вытаскивает свитер из выдвижного ящика и надевает его. Затем заползает обратно в постель и выключает свет. Он сворачивается под одеялом и смыкает веки. Теперь он сидит рядом с Биллом на переднем сидении побитой машины Билла, которая тарахтит вдоль дороги. Улица ослепляла неоновыми вывесками. Они ехали в мотель в пригороде Сан-Диего, где Джуит ночевал после игры в «Макбете» на шекспировском фестивале в театре «Глобус», что в парке Бальбоа. Этот театр был приблизительной реконструкцией шекспировского «Глобуса» в Лондоне — высоким деревянным цилиндром. Недавно его спалил дотла какой-то сумасшедший ребенок. Джуит усмехается, лёжа под одеялом.
В то же время, он чувствовал себя так, будто спалил театр сам. Он не был хорош в роли Макбета. Ему казалось, что та неделя никогда не закончится. Местные критики язвили на предмет красоты его голоса, а также о том, что он чересчур полагается на свой голос и его красоту. На следующем представлении он стал выть и хрипеть — режиссёр спросил, не сошёл ли он с ума. Лос-Анджелесские обзоры вышли днём позже. Критики насмехались — Джуит двигался, как танцор. Он пытался двигаться, шаркая как медведь, ковыляя как хромой футболист. Потом, за кулисами, леди Макбет предложила ему купить корсет. Она говорила, что едва сдерживала смех, прикрывая рот ладонями, в которых сжимала окровавленные кинжалы. Он не был хорош в роли Макбета и никогда не сыграл бы его хорошо.
Он холодно поблагодарил Билла за то, что тот пришёл. Не потому, что Билл смог бы объяснить ему, как надо играть. Этого ему никто бы не смог объяснить. Ему не хотелось торчать один на один со своими мыслями в проклятом мотеле всю ночь напролёт. Он уже устал от насмешек, которыми то и дело осыпал себя за слепую и тщеславную уверенность в том, что сможет сыграть эту роль. То была не вина режиссёра, который заискивал перед ним, и не вина других членов съёмочной группы — они то и дело изумлялись опыту и достоинствам мастера, которые он демонстрировал на репетициях. То была его собственная вина, потому что он верил им. Он презирал себя. Ему нужно было провести эту ночь с Биллом. По крайней мере тогда ему будет легче закрыть глаза на собственную глупость.
Билл припарковал машину у шумного тротуара, там, где кончалась цепочка одноэтажных номеров мотеля — домиков с потрескавшимися крышами и стенами песочного цвета. Свет фар прополз под кронами приземистых кедров. Билл протянул руку к заднему сидению, за холщовой сумкой с эмблемой авиакомпании, которую захватил с собой, а Джуит тем временем устало вылез из машины и громко хлопнул дверью, которая не закрылась бы, если бы ей не хлопнули. Билл выбрался из машины с другой стороны и посмотрел на Джуита. Крыша машины Билла была местами тронута ржавчиной — краска, которой он её покрывал, плохо переносила морской воздух. Билл посмотрел спектакль и поздравлял Джуита с успехом. Пока они ехали, Билл ни о чём другом и не говорил. Джуит не говорил вообще ничего. Он съёжился на сидении и хмуро смотрел в окно, подавленный от презрения и жалости к себе.
Билл сказал:
— Знаешь, почему мне никогда не стать актёром? — Он хлопнул дверью машины на своей стороне. — Потому что я никогда не любил этого. Вот ты любишь. А знаешь, что я люблю? Реставрировать мебель.
Джуит сказал:
— Ты умеешь это делать. А я не умею играть.
— О, господи! — фыркнул Билл и, мотнув головой, направился вдоль тротуара.
Белая эмблема авиакомпании на маленькой сумке Билла в свете огней казалась голубой.
— Да что с тобой? Эти вонючие обозрения? — Он обернулся и остановился. — Ты идёшь или нет?
Джуит вздохнул, сунул руки в карманы и, опустив голову, поплёлся вслед за ним.
— В обозрениях всё написано правильно, — сказал он.
— Нет неправильно. — Билл перехватил сумку и взял Джуита за руку. — Макбет был слабаком. Эта строчка — «мне волю пришпорить нечем, кроме честолюбья, которое, вскочив, валится наземь» — это не про него. Это про его жену. Ты разве не знал? Макбет был слабаком. Он позволил своей жене вить из него верёвки. Он просто делал то, что она хочет, чтоб только эта сука оставила его в покое.
Джуит посмотрел на него, вынул ключи, открыл дверь своего номера, вошёл внутрь и включил свет.
— Разве так я его играю?
— А разве нет? — Билл прошёл в комнату, поставил сумку на кровать и расстегнул молнию. — Макбет стал смелым, только когда понял, что его убьют. Он это понял. Он не верил в это дерьмо про «никто из тех, кто женщиной рождён», и не верил ведьмам. Эта она верила ведьмам.
— Он верил в призрак Банко. — Джуит взял бутылку скотча, которую Билл вынул из сумки и отправился в ванную за пластмассовыми стаканами. — Он верил в видение убитого ребёнка и видение окровавленного кинжала.
Джуит вышел из ванной.
— Мы не хотим сходить за льдом?
Но Билл уже разложил постель и раздевался. Было лето, жара. Сейчас, когда он укрывается одеялом от февральских заморозков в своей постели, он представляет себе стройное и смуглое тело Билла и улыбается так, как улыбался тогда. Билл всегда удивлял Джуита. Своим умом. Его тело Джуита уже не удивляло. Оно просто доставляло ему удовольствие, как ничто другое на свете. Голый Билл забрался в постель, уселся там, не покрывая себя простыней, и протянул руку за стаканом виски с водой.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.