Год Грифона - [10]

«После чего, — вспоминал Ваорутиан, — государыня удалилась.»

— Лиса, — отозвался Горту о Малтэре. — Крутил, крутил, а все-таки нашел принцессу. Какова она? — спросил он сына.

— Мне показалось, она больна, — ответил юноша. — В зале холодно было, а она ворот теребила — задыхалась. И лицо горело…

— Когда займем Тавин, первым делом отыщешь ее, — приказал Горту. — Будь предупредительным и старайся ей не перечить, но будь рядом, понял?

— Да, конечно, — сказал юноша. Он сдержал слово; не тратя времени, он занял дом Руттула, выставив оттуда Малтэровых слуг, оставив только тех, кто служил прежде Руттулу. Принцесса была там, и вид ее подтверждал предположения оее болезни. Она куталась в плащ из золотистых лис и бродила по дому, как показалось молодому Горту, в совершенно невменяемом состоянии. Слуги готовили ей обжигающе-горячее ранаговое питье, но она, согревая руки о кружку, делала несколько глотков и рассеянно отставляла кружку в сторону. Если она присаживалась в какой-нибудь комнате, слуги тут же начинали разводить огонь в камине или печи, но надолго она нигда не задерживалась, вскакивала на ноги и продолжала свое бесцельное кружение по комнатам.

Молодой Горту изредка объявлялся рядом с ней, уговаривал прилечь или сьесть что-нибудь, но она только качала головой: «Нет».

Когда к дому Руттула приехал принц Горту, сопровождаемый малтэром, молодой принц, выбившись из сил, дремал в кресле у дверей кабинета. Увидев отца, он вскочил на ноги.

— Она больна, — доложил он.

— Этого и следовало ожидать, принц, — заявил Малтэр, уже успевший изложить Горту свою догадку о хэйо. — Когда в человека вселяется демон, он первое время болеет, пока не привыкнет, — сказал он.

Горту качнул головой:

— Она и раньше была одержимой, — ответил он. — Разве ты не замечал, Малтэр?

— Не замечал, — отозвался Малтэр. — Она всегда была обычным ребенком; может быть, чуть более непоседливой, чем это полагалось бы девочке.

— А ты никогда не спрашивал себя, почему ее отдали в Сургару? — спросил Горту.

— Из государственных интересов, — ухмыльнулся Малтэр.

— Не только, — покачал головой Горту. — А скажи-ка, Малтэр, где ее знак Оланти?

— У нее, — ответил Малтэр.

— У нее, — подтвердил молодой Горту.

— Необходимо заставить ее отказаться от Оланти, — сказал Горту. — Безразлично, кому она его передаст, главное, чтоб отдала.

Молодой Горту заметил сигнал одного из своих людей.

— Она идет сюда, — предупредил он, и почти сразу же в дверях появилась бредущая как во сне принцесса. Она равнодушно кивнула в ответ на поклоны мужчин.

— Прошу прошения, государыня моя… — проговорил Горту, и она остановилась, выжидающе глядя в сторону.

«Небеса святые! — вздохнул Горту, разглядывая ее. Бедная, она и в самом деле больна…»

Спутанные волосы, обмотанные парчовым шарфом, наброшенный на плечи невесомый лисий плащ, оттеняющий бледное лицо и глядящие бесчувственно потухшие глаза.

— Как ты собираешься теперь жить, государыня? — спросил Горту.

Она, чуть двинув плечом, подтянула сползающий плащ и сказала тихо:

— Не знаю.

— Позволю себе посоветовать, государыня, — мягко сказал Горту. — Тебе надо сейчас уйти от дел, отдохнуть от суеты жизни в тихом месте, а управление Сургарой поручить… ну скажем… Малтэру.

— Ладно, — равнодушно согласилась она.

— …А твой знак Оланти надо отдать на хранение Пайре или кому другому из твоих вассалов.

— Ладно, — опять согласилась она.

— Где же твой Оланти? — спросил Горту.

Принцесса рассеянно провела ладонью по груди и сказала тихо:

— Не знаю.

Горту метнул в сына убийственный взгляд: «Не уследил!». Тот, при всем своем почтениик отцу, только пожал плечами: разве было приказано следить за Оланти?

Принцесса между тем побрела дальше. Горту, придя в себя, велел обыскать весь дом, а сам занялся устройством дальнейшей судьбы принцессы, пока дух, которым она одержима, никак не проявлял себя. Следовало торопиться, и Горту, как только нашлась возможность, тут же отослал принцессу в один из монастырей острова Ваунхо.

Безучастно повинуясь учтивым просьбам свиты, принцесса села в портшез и ее унесли к короблю, который доставит ее на Ваунхо. Она не протестовала, даже слова не сказала, молчала, как немая — да и похоже, обращенные к ней речи слышала плохо: они проходили мимо ее сознания.

А через три дня в Тавин пришел усталый путник. Одежда его была обыкновенной; если судить по ней, был путник небогатым человеком из воинского сословия, однако когда его попытались задержать майярцы, он властно прикрикнул на солдат и дружески поздоровался с хокарэмом принца Марутту.

— Одного поля ягоды, — сказал кто-то из солдат, когда эти двое отошли. — Тоже хокарэм, волчья кровь…

— Где ты разгуливал, Стенхе? — спросил телохранитель Марутту. — Или при принцессе ты оставлял Маву?

— Где принцесса? — спросил Стенхе. — Она здесь? Ты видел ее?

— Здесь ее нет, — ответил Эрван. — Третьего дня ее отправили на Ваунхо.

— Третьего дня? — переспросил Стенхе и прибавил задумчиво:- Однако…

— Что? — полюбопытствовал Эрван.

— Ничего, — качнул головой Стенхе. — Ты извини, Эрван, но я не расположен откровенничать, пока сам во всем не разберусь.

— Почему принцесса осталась без охраны? — не унимался Эрван.