Год две тысячи четыреста сороковой - [74]

Глава сорок четвертая и последняя ВЕРСАЛЬ

Прибыв сюда, я стал искать глазами тот роскошный дворец, где решались судьбы многих народов. Но что это? Передо мной были какие-то обломки: разверстые стены, изуродованные статуи; лишь несколько полуразрушенных портиков позволяли смутно представить себе былое величие сего строения. Я шел средь этих руин, когда заметил вдруг какого-то старца, сидевшего на капители одной из разрушенных колонн.

— Ах, — сказал я ему, — что случилось с этим огромным дворцом?

— Он рухнул.

— Каким образом?

— Рухнул под собственной тяжестью. Некий нетерпеливый человек в гордыне своей задумал здесь приневолить природу — он принялся нагромождать одно здание на другое; в своем неистовом стремлении осуществить эту причуду он совершенно истерзал своих подданных. Сюда ушли все средства королевства;^{295} здесь текла река слез, заполняя собой все эти бассейны, от коих ныне не осталось даже следа. Сии развалины — все, что сохранилось от этого гигантского здания, которое было возведено миллионами рук и ценой столь тяжких усилий. При строительстве дворца была допущена ошибка в расчете фундамента; он явил собой верный образ величия того, кто его построил.[263] Королям, которые правили после него, пришлось бежать отсюда без оглядки, дабы не оказаться раздавленными. Пусть же послужат сии развалины грозным предупреждением всем государям, пусть помнят они, что тот, кто во зло употребит мимолетное свое могущество, лишь обнаружит свои слабости перед лицом грядущих поколений.

Сказав это, он вновь залился слезами и с сокрушенным видом поднял глаза к небу.

— Почему же вы плачете? — спросил я его. — Ведь все теперь счастливы, а эти развалины менее всего говорят о нищете народа?

Возвысив голос, он сказал:

— О, горе мне!.. Узнайте же, я тот самый Людовик XIV, что построил несчастный этот дворец. Божественная справедливость вновь зажгла угасший светильник моих дней, дабы я собственными глазами увидел плачевный итог моих деяний. Как непрочны памятники, что возводит гордыня!.. Я плачу, я буду плакать вечно… Ах, почему не знал я тогда…[264]

Я собрался было расспросить его поподробнее, по тут одна из змей, коими все еще был наполнен сей приют, внезапно бросилась на меня с полуразрушенной колонны, вкруг которой обвивалась, ужалила в шею, и я проснулся.

Издание 1787 г. Фронтиспис к I тому.

Издание 1787 г. Фронтиспис к II тому.

Издание 1801—1802 гг. Фронтиспис к II тому.

Фрагмент главы 43 в переводе И. Г. Рахманинова.

ПРИЛОЖЕНИЯ

П. Р. Заборов УТОПИЧЕСКИЙ РОМАН МЕРСЬЕ

Франция XVIII в. дала миру ряд выдающихся мыслителей и писателей, сыгравших огромную роль в истории освободительного движения, философии и литературы. Вольтер и Руссо, Гольбах и Даламбер, Дидро и Гельвеций, Монтескье и Бомарше — эти имена пользовались некогда широчайшей известностью; с уважением и глубокой признательностью произносят их и сегодня. У этих великих людей, которые, по словам Ф. Энгельса, «просвещали головы для грядущей революции», было множество соратников и учеников, делавших общее с ними дело и двигавшихся к той же цели. О них в наши дни вспоминают сравнительно редко и еще реже издают их сочинения, хотя среди этих сочинений — немало замечательных образцов просветительской мысли и литературы.

Одним из таких видных французских писателей-просветителей «второго плана» был Луи-Себастьен Мерсье. Человек пытливого и острого ума, наделенный незаурядным литературным дарованием и творческим воображением, любознательный и трудолюбивый, он на протяжении всей своей жизни с исключительным упорством и воодушевлением боролся с невежеством, с сословными и религиозными предрассудками, с нетерпимостью и фанатизмом и вместе с тем настойчиво стремился к усовершенствованию традиционных и открытию новых художественных форм.

Мерсье родился 6 июня 1740 г. в Париже в состоятельной семье торговца оружием; до девятилетнего возраста воспитывался дома, а затем был определен в качестве экстерна в Коллеж четырех наций, откуда вынес знание древних языков и сильнейшую неприязнь к господствовавшей там архаической системе обучения.

В конце 1750-х годов Мерсье обратился к литературе, но, по-видимому, еще колебался в выборе основного занятия: в 1763 г. он перебрался в Бордо, где получил место преподавателя в коллеже, однако пробыл там недолго. В 1765 г. он снова в Париже; отныне он — профессиональный литератор.

Свою литературную деятельность Мерсье начал как поэт. В 1760 г. появилось его стихотворное послание (героида) «Гекуба к Пирру», за ним последовали новые — «Канака к Макарею», «Гипермнестра к Линкею» и «Филоктет к Пеану» (1762), «Медея к Ясону после умерщвления своих детей», «Умирающий Сенека к Нерону» и «Элоиза к Абеляру» (1763), «Калас на эшафоте к своим судьям» (1765) и другие более или менее удачные его поэтические опыты.[265] Одновременно Мерсье напечатал несколько речей и похвальных слов, а также ряд беллетристических сочинений — романов и повестей. В 1769 г. увидела свет его первая драма «Женневаль, или Французский Барневельт»; в следующем десятилетии, появились «Дезертир» (1770), «Олинд и Софрония» (1771), «Неимущий» (1772), «Жан Аннюйе, епископ Лизье» (1773), «Судья» (1774), «Тележка уксусника» (1775), «Мольер» (1776) и т. д. Вслед за Дидро Мерсье явился видным реформатором французского театра, одним из теоретиков и создателей «третьесословной» социальной драмы.