Год багульника. Весенняя луна - [6]

Сигарт ломал голову, вспоминая все, что когда-либо знал о магии, в попытках найти объяснение наваждению — слишком уж оно было похоже на то, что у людей зовется симпатией, и что при благоприятном развитии событий может перерасти в любовь — но ничего придумать не мог. Со временем к этим мыслям прибавились и некоторые подозрения. Какой бы убедительно нежной ни была Моав, Сигарт не мог обманывать себя — ему постоянно казалось, что она неспроста оказалась в его объятьях. Но маленькая веллара никогда не говорила с ним о своих чувствах, не просила ни о чем — лишь продолжала быть с ним, будто выжидая чего-то, настойчиво и терпеливо.

Не утерпев, Сигарт однажды вечером решил допытаться от нее о причине столь странной привязанности. Солнце село, на небе зажигались первые звезды. Утомленные за день, путешественники как раз нашли подходящую поляну для ночлега — неподалеку протекал ручей, а под деревьями было сухо и ровно. Моав сбросила сумку в знак того, что на сегодня путь закончен. Сигарт несколько мгновений наблюдал за ней, выжидая момент, чтобы застать ее врасплох.

— Слушай, а почему ты выбрала меня? — неожиданно спросил он.

Она обернулась к нему и рассмеялась.

— А почему бы и нет? Ты вон какой большой, ты сможешь меня защитить.

— А то ты сама не сможешь защититься!

— Могу, но так мне будет приятнее. К тому же, ты мне нравишься — ты не такой как все.

— Не такой, как эльфы?

— Вообще не такой…

— Ну да, хэур, спящий рядом с эльфой — это точно что-то не то, — согласился он. — Сам не знаю, чего я к тебе привязался, наше ведь дело убивать, а не любить…

Она печально опустила голову, но Сигарт не заметил смены настроения — при упоминании об убийствах его воображение снова наполнили мысли об авлахаре.

— Интересно, кому же все-таки досталась моя душа? — подумал он вслух.

— Наверное, кому-нибудь очень умному и сильному, — чуть слышно отозвалась эльфа.

Сигарт не смог сдержать улыбки.

— А твоя — кому-нибудь хитрому и красивому! — смеясь, заключил он.

Моав тихо вздохнула — ну точно огорченный ребенок.

— Тебе нравится убивать, да?

— Нравится? — удивился Сигарт. — Не знаю, я об этом никогда не думал. Да и о чем тут думать — я ведь для этого родился.

— Ясно…

Она помолчала, потом вдруг спросила:

— Ты помнишь всех, кого убил?

— Да как же их упомнишь? Их ведь не десяток!

— Пока ты не вспомнишь их всех, ты не поймешь, как прекрасен свет Эллар, — тихо, но уверенно произнесла она.

Хэур подошел к ней, положил руки на хрупкие плечи.

— Послушай, наши сердца могут биться одним ударом, но есть вещи, в которых мы никогда не поймем друг друга. Я — рысь, а рыси рождены для боя. Они идут к смерти быстро и прямо, как нож, пущенный в цель, и этого не сможет изменить даже твоя богиня.

Его суровое лицо осветилось улыбкой, серые глаза просветлели, точно небо после грозы.

— Но я все равно готов восхвалять ее, — улыбаясь, сказал он, — ведь она подарила мне тебя, мой хорошенький Кузнечик! Не думай о смерти, пока она не пришла, иначе ты проглядишь жизнь.

Он осторожно погладил Моав по струящимся волосам. Эльфа взглянула на него с испугом.

— Ты так просто говоришь о смерти…

Сигарт равнодушно пожал плечами.

— Хэуров учат жить так, как будто они уже умерли — какой смысл бояться смерти, если ты и так уже мертв? Это помогает в бою, правда! А больше ведь рыси ни к чему и не пригодны.

— И тебе совсем-совсем не страшно? — тихо спросила эльфа. — Ведь после смерти тебя не ждет ничего!

— Может быть, это и к лучшему, — как-то удивительно легко рассмеялся он. — Ведь если ты знаешь, что твоя жизнь не бесконечна, ты воспринимаешь ее намного ярче. Вот я, например — я буду помнить каждое мгновение, проведенную с тобой, запах твоих волос, твоей кожи! А теперь, давай спать — я готов даже обойтись без ужина.

Эльфа с улыбкой кивнула. Сигарт расстелил жилет и лег на спину, заложив руки за голову. Его взгляд был устремлен в черно-синее небо. Рядом с ним устроилась Моав. Тонким серпиком над лесом несмело плыл месяц. Спать вдруг расхотелось. Хэур стал размышлять вслух:

— Интересно, а почему луна все время меняется — то большая и круглая, то совсем тоненькая, а солнце, наоборот, всегда одинаковое?

Моав пошевелилась в темноте.

— А ты разве не знаешь?! Это очень печальная и красивая история — ее знают все в Рас-Сильване. Если хочешь, могу рассказать…

Не отрывая глаз от месяца, Сигарт кивнул. Эльфа села на подстилке, обхватила колени руками и, подняв к небу бледное лицо, начала:

— Давным-давно, когда еще не было ни эльфов, ни гномов, жили на свете брат и сестра — Краан и Эллар. С самого детства они были неразлучны — вместе гуляли, вместе играли, и ни с кем им не было так хорошо, как друг с другом. Когда же они стали юношей и девушкой, Краану пришлось пойти жить в шатер, где жили другие мужчины, а Эллар поселилась в женском шатре. Как-то раз девушки решили устроить танцы. Краан сидел у костра и смотрел, как они танцуют — и понял он, что ни одна среди них не сравнится по своей красоте с его сестрой! Той же ночью он тайно проник в шатер, где спала Эллар, и стал ее кейнаром; она же так и не узнала его, ведь в шатре было темно.