Год багульника. Весенняя луна - [22]

Наконец, исчезли и камни — путники ступили на ледник. Гордо и величественно сползал он с перевала, то тут, то там зияли бездонные трещины, волнистая толща льда вздымалась, подобно мышцам огромного спящего монстра. На фоне бескрайнего ледяного пространства фигуры эльфы и хэура казались несоразмерно маленькими — мощь ледника подавляла их своей первобытностью, заставляя невольно понижать голос. Сначала снег был плотным и слежавшимся, однако чем дальше, тем он становился все более рыхлым — здесь еще совсем недавно бушевал снегопад. Теперь путешественники шли гораздо медленнее, им приходилось тропить себе дорогу в глубоком снегу, но Сигарту это даже нравилось: как и все хэуры, он ненавидел жару и сейчас радостно вышагивал по сугробам, выдыхая целые облака пара. Большую часть времени он проводил в обличье рыси — широкие кошачьи лапы не проваливались в снег, а густой мех защищал лучше любого плаща. Время от времени он бросался в сугроб и начинал кататься в нем, радостно визжа и разбрасывая комья снега.

Моав же вовсе не разделяла этой рысьей идиллии — в отличие от кейнара, она дрожала всем телом, тщетно пытаясь закутаться в волчью жилетку, которую он ей отдал. Снег доходил малышке чуть ли не до пояса, и ей было очень тяжело пробираться вперед — шаги Сигарта были для нее слишком широкими, поэтому ей приходилось прокладывать путь самостоятельно. Наконец, она совсем выбилась из сил. Непослушными от холода губами она окликнула хэура: тот подбежал к ней и ужаснулся — как он мог так забыться. Он быстро принял свой обычный вид.

— Я больше не могу идти, — прошептала эльфа. — Давай вернемся.

— Нет, — возразил хэур. — Лучше остановимся здесь, может, даже заночуем, а потом пойдем дальше. Мы и так уже порядочно протропили.

И он снова обернулся рысью. Моав растерянно оглянулась по сторонам, пытаясь понять, как можно провести ночь в таких условиях — вокруг не было ничего кроме снега. Но Сигарта это, похоже, вовсе не смущало. Походив немного вокруг, он выбрал место и тут же стал копать снег лапами. Вскоре небольшая пещера была готова; из узкого входа в нижней части этого сооружения выглянула запорошенная снегом рысья голова. В повторном приглашении Моав не нуждалась — она легла на живот и быстро залезла внутрь. Свернувшись калачиком под теплым мохнатым боком Сигарта, она, наконец, перестала дрожать и вскоре уснула.

К вечеру начался мороз, снег покрылся колючей наледью, а в вырытой хэуром пещере было хорошо и уютно. От теплого дыхания стены покрылись твердой коркой льда — это мешало снегу падать внутрь, и помогало сохранять тепло. Сигарту не спалось. Он осторожно пошевелился и взглянул на Моав — она пригрелась и теперь дышала ровно и спокойно. Стараясь не разбудить ее, хэур осторожно вылез из укрытия на снег. Его всегда завораживало холодное величие гор — мертвое, жестокое и в то же время щемяще прекрасное. Сколько раз он уже переходил снежные перевалы и все не уставал любоваться их красотой. Немного отойдя от пещеры, он уселся прямо на снег и задрал голову. Ему нравилось сидеть в горах вот так, ночью, когда звуки дня умирают, и становится слышно, как звенит от мороза воздух. А какими близкими кажутся здесь звезды… Кошачий силуэт четко выделялся на фоне голубоватого снега, над ним опрокинутым черным куполом высилось небо, усеянное миллионом светящихся точек. От холода они мигали, точно живые — хэуру казалось, будто они знают, что он наблюдает за ними, а может быть, даже смеются над ним. Ну и пусть себе смеются, лишь бы не исчезали! Он еще некоторое время смотрел, как звездное небо совершает свой вечный оборот, затем поднялся и, последний раз глянув вверх, исчез в пещере.

Посреди ночи он проснулся — ему показалось, что снаружи потеплело. Снег внутри пещеры слегка подтаял, стенки стали мокрыми и рыхлыми, с них капала вода. Хэур высунулся из укрытия — над поверхностью снега гулял небольшой ветерок, звезды стали туманными и бледными. Недовольный, Сигарт залез обратно — только бы не оправдались его предчувствия…

***

Моав проснулась бодрая и полная сил. Она села на полу пещеры и потянулась. Через мгновение в пещеру заглянул Сигарт — его лицо было мрачным, спутанные волосы — все в снегу. Отряхнувшись, он залез к эльфе.

— Доброе утро, моя радость! Хотя, что в нем доброго — ума не приложу.

Моав снова сладко потянулась.

— А что такое?

— А ты выгляни.

Она подползла к выходу, высунула голову и ахнула. Казалось, весь мир вокруг в одну ночь исчез — его застилала сплошная белая пелена из кружащихся в воздухе снежных хлопьев. Одинаково белые, небо и земля смешались, так что уже нельзя было понять, где заканчивается одно и начинается другое. Моав быстро залезла обратно — ее голова была покрыта солидным слоем снега.

— Что же нам делать?

— Да что делать — идти надо, — спокойно ответил хэур, зачерпнул пригоршню снега и пожевал ее. — Раньше выйдем, раньше перевалим; раньше перевалим — раньше согреемся. Внизу, наверное, льет дождь, но это и то лучше, чем снег — так что давай, вылезай, я жду тебя снаружи.

Однако сказать это было куда проще, чем сделать. За ночь метель успела намести глубокие сугробы — несмотря на все рысьи ухищрения даже Сигарт проваливался в них по брюхо. Эльфу же и вовсе было почти не видно из-за снежной каши: увязая в снегу, она еле продвигалась вперед. Снегопад усиливался с каждой минутой. Крупные лохматые хлопья застили глаза, так что путники едва могли видеть друг друга, густой снег мгновенно заметал следы. Через некоторое время к этому прибавилась еще одна проблема — несмотря на то, что мороз немного уменьшился, оба промерзли до костей. Возросшая влажность зябким холодом пробиралась даже под густой рысий мех, не говоря уже о легкой одежде эльфы. Вокруг было удивительно тихо — снег поглотил все звуки. Слышно было лишь тихий, с похрустыванием, шелест — это снежинки падали, укладываясь пушистым ковром. Внезапно глухую тишину разорвал оглушительный грохот, как будто совсем рядом что-то взорвалось. Эльфа испуганно рванулась к Сигарту, успевшему принять свое обычное обличье. Хэур инстинктивно прижал ее к себе, защищая.