Гномон - [125]

Шрифт
Интервал

Гномону плевать, что будет уничтожено. Он все сделает, абсолютно все, чтобы добиться желанной цели. Это самое могучее существо, которое я создала у себя в голове, его переполняет неукротимая решимость. Нужно следить, чтобы он не учудил чего-то слишком разрушительного. Мне и так бед хватает. Похоже, мне грозят повреждения мозга, если я буду и дальше сопротивляться. Такое происходит, когда кто-то пытается выкрутить из себя Джона Генри против дознавательной машины.

Мы с мужем любили петь эту песенку. Знаешь ее?


У богача был бур паровой,

Король он ни дать ни взять!

Джон Генри пробил полсотни миль,

А бур тот – лишь сорок пять!

Да, бур – только сорок пять.

Обожаю эту песенку. Как вспомню слова, сразу пою, хотя бы себе под нос. Пою, когда взбираюсь по приставной ле-

сенке, чтобы поставить на верхнюю полку старый выцветший томик в мягком переплете. На этот раз я не могу петь, потому что меня лишили доступа к собственному рту, но я слышу, как некий обладатель очень паршивого голоса снова и снова пытается выговорить слово, в котором много «м» и «н». Мономания. Мнемоника. Ноумен. Ужасный звук. Пусть он замолчит. Звучит так, будто он страдает афазией. Нелепо.

Я слышу своими ушами.

То есть я снова подключена к своему телу. Они меня вернули.

А потом – да, знаю этот голос. Не этот шамкающий, мычащий, унылый, а настоящий – чистый и внятный.

Это я. Это я пою.

Мерзкий, ужасный винегрет звуков: это я пою.

На экранах я вижу собственное лицо, заплаканное, и вижу слова, в которые не хочу верить и даже понимать.

Музыка во мне сломалась.

И в другой комнате я слышу, как они говорят: «У нее было музыкальное дарование».

У нее было музыкальное дарование, но больше его нет.

Это Гномон сделал, чтобы освободить под себя место? Это его тоннель сквозь время? Через мою музыку? Может, выбор был – музыка либо та часть, которая отвечает за сердцебиение. Тут осталось не так много места. Они думают, то был инсульт, но во многом это не так, просто такое происходит, когда пространство в мозгу заканчивается. Я слишком много всего переиначила; нижние уровни должны заниматься работой тела, но я, кажется, их слегка перегрузила.

Сильно перегрузила.

Да и зачем вообще Гномон? К чему здесь такой грубый инструмент? Он во всем – засунул пальцы и побеги; кажется, будто он тут с самого начала, но он вроде новый, подсаженный, просто сделан так, чтобы казаться частью набора. Я его на ходу придумала? Зачем?

Проверка. Проверка. Кириакос, Афинаида, Берихун. Банкир, алхимичка, художник. И я – библиотекарша. Все на

месте, все в порядке. Четыре лика Дианы вертятся и вертятся, чтобы ни к одному из них не удалось прикоснуться.

Четыре.

Не пять.

Когда я решила создать пятого? Отслеживать пять личностей геометрически сложнее, чем четыре, а пятой истории нужен особый ритм, так что каждый нарратив застывает на месте, и нет больше места, куда он мог бы сбежать и спрятаться, когда на него направят слишком яркий свет прожектора. Это плохая тактика: как распределять вес на обе ноги, если нужно проявить ловкость. Он может на всех нас обрушить храм.

Если он разбушуется, может запихнуть меня обратно в себя, и все пойдет насмарку. Обратно в мед, и что тогда?

Ох.

Ох черт.

Ох черт, черт, черт. Боже мой. Оливер. Это Оливер.

Он что-то делает у меня в голове.

Гномон – не моя история. Я не собиралась ее писать. Я ее не создавала. Конечно, нет. В ней содержится такая жуткая уверенность. Она лупит в остальную меня, словно штурмовой таран. Он принадлежит им. Это червяк, которого Оливер подсадил в меня, чтобы убить моих добрых призраков, погубить мои тени. Роберт. Останови его.

Он у меня в голове. И я не чувствую, что он делает. Он что угодно может сделать. Может сесть и приготовить обед, а я и не узнаю.

* * *

У некоторых людей это получается. Просто чувствуют себя как дома. Могут себе соорудить закуску из помидора и куска сыра. Мне сразу понравилось в будущем муже то, что он даже в гору умел идти стильно. Я его вытащила – сама уже не помню зачем – в Шотландию, погулять на выходных. Он не сильно дружил с удочками и трекинговыми

ботинками, но поехал. Потом выяснилось, что наш отель закрыт еще на неделю, а наш агент просто отправил сооб-

щение, мол, мы приедем раньше, и решил, что всё в порядке. Когда мы приехали, все здание – на вершине мыса над черным злым морем – казалось заброшенным и мрачным. Оно, наверное, даже летом представляло собой не самое радостное зрелище – серый, грубо отесанный камень, узкие окна (море рядом), но холодным, темным февральским вечером, когда с Атлантики надвигался шторм, возникало чувство, словно мы попали в фильм ужасов. Мы сидели на парковке и ждали, пока наконец не пришел смотритель. Он нас впустил внутрь, напоил жидким чаем и выдал четыре свечи. Он не знал, откроют для нас отель или нет. Случилось это, разумеется, в воскресенье, а на севере Шотландии к выходным до сих пор относятся с полной серьезностью. Смотритель был одет к воскресной службе и выглядел точно как дворецкий графа-вампира. Он вышел наружу, его плащ хлопал и трепыхался на бурном ветру, и дверь за ним закрылась с оглушительным грохотом. Сквозняк задул свечи, и у нас, разумеется, не оказалось спичек.


Еще от автора Ник Харкуэй
Мир, который сгинул

Гонзо Любич и его лучший друг неразлучны с рождения. Они вместе выросли, вместе изучали кун-фу, вместе учились, а потом отправились на войну, которая привела к концу света, самому страшному и необычному апокалипсису, который не ожидал никто. Теперь, когда мир лежит в руинах, а над пустошами клубятся странные черные облака, из которых могут появиться настоящие монстры, цивилизованная и упорядоченная жизнь теплится лишь вокруг Джоргмундской Трубы. И именно ее отправляются чинить друзья вместе со своим отрядом.


Рекомендуем почитать
Уйти красиво

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В зарослях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бабы-дуры

Старый Жиж, нежить неназываемая, обитает неведомо где. Но кем бы ты ни был и где бы ни жил, в хозяйстве без бабы не обойтись.


Одиноко растущая женщина

Недалекое будущее. Генетика достигла новых высот: теперь животных и людей можно вегетизировать — превратить в растения. И правительство нашло применение новой технологии: всех, кто позволит себе малейшую критику в адрес государства, жестоко карают, высаживая вдоль дороги.


Бесстрашный

Это рассказ о человеке, который победил на турнире в виртуальности, но не смог отразить нападение в реальной жизни, так как давно лишился ног. И после этого происшествия потерял веру в себя, даже в виртуальном мире испытывая страх перед поединком.Это рассказ о преодолении собственного страха и границ собственного «я»……


Старик с дудочкой

Сказка об очередном Конце Света.


Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени. Содержит нецензурную брань.


Метла системы

Когда из дома призрения Шейкер-Хайтс при загадочных обстоятельствах исчезают двадцать шесть пожилых пациентов, Линор Бидсман еще не знает, что это первое событие в целой череде невероятных и странных происшествий, которые вскоре потрясут ее жизнь. Среди пропавших была ее прабабушка, некогда знавшая философа Людвига Витгенштейна и всю жизнь пытавшаяся донести до правнучки одну непростую истину: ее мир нереален. Но поиски родственницы – лишь одна из проблем. Психотерапевт Линор с каждым сеансом ведет себя все более пугающе, ее попугай неожиданно обретает дар невероятной говорливости, а вскоре и телевизионную славу, местный магнат вознамерился поглотить весь мир, на работе творится на стоящий бардак, а отношения с боссом, кажется, зашли в тупик.


Иерусалим

Нортгемптон, Великобритания. Этот древний город некогда был столицей саксонских королей, подле него прошла последняя битва в Войне Алой и Белой розы, и здесь идет настоящая битва между жизнью и смертью, между временем и людьми. И на фоне этого неравного сражения разворачивается история семьи Верналлов, безумцев и святых, с которыми когда-то говорило небо. На этих страницах можно встретить древних демонов и ангелов с золотой кровью. Странники, проститутки и призраки ходят бок о бок с Оливером Кромвелем, Сэмюэлем Беккетом, Лючией Джойс, дочерью Джеймса Джойса, Буффало Биллом и многими другими реальными и вымышленными персонажами.


Бесконечная шутка

В недалеком будущем пациенты реабилитационной клиники Эннет-Хаус и студенты Энфилдской теннисной академии, а также правительственные агенты и члены террористической ячейки ищут мастер-копию «Бесконечной шутки», фильма, который, по слухам, настолько опасен, что любой, кто его посмотрит, умирает от блаженства. Одна из величайших книг XX века, стоящая наравне с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Радугой тяготения» Томаса Пинчона, «Бесконечная шутка» – это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа.