Гномики в табачном дыму - [77]

— Ну что, держу слово! Скажу — сделаю!

— Молодец, Рыжик! — повторил Шакро.

Мальчишки сбежали во двор поглядеть на кошку. Бедняжка жалостно мяукала на коленях старой Тебро, бабушки Рыжика, а та недоумевала: почему, зачем спрыгнула кошка с крыши?! Мальчишки захихикали и умчались гонять мяч.

— Идешь с нами? — спросил Шакро Ираклия — Рыжика.

— Нет.

— Почему?

— Чей мяч? Новый?

— Мяч Тенго, отец ему купил.

— А то Рыжику купили бы! Дождется, как же! — самодовольно сказал Тенго.

— А ему и не нужен такой отец, — повторил Шакро слова одной из сердобольных соседок и подмигнул обладателю нового мяча.

— Не ваше дело! — бросил Рыжик и так покраснел, что веснушки исчезли под краской.

— Ну, идешь? — еще раз спросил Шакро.

Ираклий направился домой. Несколько дней не показывался он во дворе. Говорили, что лежит, — ступни обжег. Мальчишки еще больше завосхищались им, один Шакро злорадствовал:

— А что он думал, на горячую жесть, будто на ковер, ступал. Нашелся герой!

— А что — нет?! Вытерпел!

— Фашисты сжигали наших партизан, а они выносили!

Шакро дал сказавшему подзатыльник.

Мальчик захныкал.

Во дворе лучше всех дрался Шакро, но Рыжик горазд был на всякие проделки, поэтому ребята, хотя и боялись Шакро, обычно держали сторону Ираклия. Озорной был Рыжик, скучать не давал.

Бабушка Тебро говорила, что он с рождения поражал ее, особенный был… До трех лет слова не произносил, понимать — все понимал, а говорить не умел. Обожал лимонад, ничего больше не желал пить, не унимался, пока не получал его. Сколько ни объясняли, что вредно много пить, животик заболит, не слушал, плакал, просил и просил, пил, пока чуть не лопался, на улице мимо ларька с газировкой не давал пройти. Взрослые диву давались — столько пьет, куда только вмещается!

Однажды, напившись лимонада, он уселся на полу со своими игрушками, поджав одну ногу, и принялся ломать машинку. Бабушка перестала шить и позвала мальчика.

Ираклий встал, а ступить не смог, отсидел ногу. Лицо у него исказилось, на глаза навернулись слезы.

— Подойди, говорю! — рассердилась бабушка, не догадываясь, что с ним.

Малыш не двигался.

— Оглох! — вспылила бабушка.

— Н-не могу, н-не могу, нога болит, нога болит, бабушка… — залепетал вдруг Ираклий и, наверное, не умолк бы, если бы изумленная бабушка не вскрикнула так громко, что на несколько дней лишилась голоса. Соседи смеялись: ребенок заговорил, зато бабушка онемела.

А спустя неделю крики дворника ни свет ни заря подняли на ноги весь квартал.

— Что за люди, что это за люди! — орал он, стоя посреди двора.

Обитатели одноэтажного дома, где жил Рыжик, высыпали во двор.

— В чем дело?! Что случилось?!

— Почему льется вода?! Почему кран не закрываете?!

— Какой кран, о чем ты? — обступили его жильцы.

— Какой, какой! Один он у вас, этот, во дворе! Позавчера пришел — гляжу открыт! Вчера пришел — опять льется вода! Почему не закрываете, почему?!

Соседи загалдели. Накануне вечером последней набирала воду мать Шакро.

Она клялась, что хорошо закрыла кран, крепко.

А на следующее утро дворник снова расшумелся. Из крана по-прежнему лилась вода.

Надо было что-то предпринять. Кто-то нарочно оставлял кран открытым. Бабушка Тебро вызвалась покараулить, посмотреть, кто безобразничает.

Вечером, умыв внука под краном после долгих уговоров, обещаний и угроз и уложив его в чистенькую постель, она накинула на плечи шаль и присела на скамеечке под деревом в дальнем углу двора. Видели бы, как расширились у нее глаза, когда дверь ее комнаты отворилась и в белой ночной рубашонке вышел Ираклий. Малыш настороженно огляделся, прокрался к крану и открыл его до упора.

— Что ты делаешь? — вскочила Тебро.

Ираклий опрометью кинулся назад.

— Ах ты паршивец! — Тебро ворвалась в комнату. — Покоя от тебя нет! Что тебе неймется!

— Что… Что… — забурчал малыш.

— Зачем зря воду льешь! Зачем открываешь кран?!

— Чтобы кончилась вода!

— Зачем ей кончаться?! С ума сведет этот мальчишка!

— Не хочу умываться, не хочу каждый день руки и ноги мыть! — раскричался Ираклий (о том, что один лимонад будет пить, если вода кончится, он промолчал).

Тебро и сейчас переживала, вспоминая, как отлупила тогда малыша, но Ираклий не плакал. Он никогда не плакал. А дворник и на другое утро бушевал. Тебро, отчитывая внука, забыла закрыть кран.

Было бы кому слушать, бабушка Тебро без конца рассказывала бы о проделках внука.

Потом мальчик пошел в школу и совсем отбился от рук. Правда, учительница все равно любила его. Учился он легко, быстро все усваивал. Только девятку никак не удавалось ему написать, и учительница не знала, как помочь. В конце концов мальчик сам нашел выход: поворачивал тетрадку и писал шестерку. Тебро, радуясь его сообразительности, говорила соседкам: «В первом классе до этого додумался, милые, а потом-то что будет!» — и умиленно вытирала слезу.

— Доконает тебя мальчишка, Тебро, — посмеивались соседки.

— И пусть! Не вечно под небом ходить! Одна вот беда, кроме меня, никого у бедняжки нет.

— Дай же тебе бог здоровья! — сочувствовали ей женщины.

Однажды, когда бабушка Тебро пошла на собрание в школу, а Рыжик остался дома, кто-то несмело постучал в дверь.