Гнездо в соборе - [30]

— Пан сотник, — прервал его раздумья Комар.

К ним приближался одетый в офицерский френч и затянутый в ремни высокий и плотный, пожилой на вид мужчина. Особенно его старило лицо, густо заросшее рыжеватой бородой. И только глаза, живые и молодые, говорили, что ему еще нет и пятидесяти.

Комар подошел к Мордалевичу, поздоровался за руку, что- то тихо сказал ему, и они оба шагнули навстречу Андрею.

— Очень рад принять вас у себя, — пожимая руку Виноградскому, произнес атаман. — Будем знакомы — Мордалевич, Юрий Арсенович.

— Взаимно рад! — ответил на приветствие Андрей. — Сотник Щербина Игнат Андреевич.

— Прошу, господа, ко мне! — жестом гостеприимного хозяина пригласил атаман к себе в землянку. — Хома! — крикнул он своему адъютанту. — Быстро организуй все что надо!

Ночевал Андрей в землянке Мордалевича. Они проговорили почти всю ночь…

Атаман с интересом расспрашивал об обстановке за кордоном и ходе подготовки войск Петлюры к вторжению на Украину.

Отвечая, Андрей умышленно несколько раз подчеркнул связь Петлюры с разведками Польши, Франции, Румынии и других стран. Мордалевич клюнул на приманку.

— Мне не нравится позиция Петлюры и его приближенных в этом деле. Уж слишком щедро они раздают богатства еще не принадлежащей им Украины. И какого биса они так заискивают перед иноземцами. Этак растеряем мы всю гордость свою — и проглотят они нашу неньку-Украину, как муху. Какая уж тут самостийность!

— Я понимаю ваши чувства, Юрий Арсенович, но как еще добывать средства для существования нашему правительству УНР?

— Деньги Петлюре, конечно, нужны, и деньги большие, тут спору нет. Но надо знать меру. Я слышал, что недавно в Варшаве на совещании высшего руководства было решено обратиться с просьбой о помощи к американцам, а бельгийцам предложить на кабальных условиях концессии на Украине и получить под это предложение деньги. Так ли это, Игнат Андреевич?

— Да. Совещание в Варшаве было и такое решение принято.

— Ну, знаете! — не сдержался Мордалевич. — Вон куда дело зашло, пока мы здесь по лесам сидим.

— Мы, Юрий Арсенович, люди маленькие — обязаны выполнять, что нам приказывают, — спокойным тоном ответил ему Андрей. — Будем сидеть, ждать сигнала выступления. Правительству виднее.

— Виднее, виднее, — пробурчал атаман. — Киев-то вот он, рукой подать. А им — виднее.

Андрей понял по тону, что Мордалевич хочет подумать и тоже замолчал.

«Ну, что же, — размышлял он. — Кажется, пока все идет как надо». Оценивая начавшийся поединок с Мордалевичем, он понимал, что пока выигрывает его.

Как бы отвечая мыслям Андрея, Мордалевич медленно заговорил:

— Трудно не поверить вам, Игнат Андреевич. К тому же кое-что до нас дошло даже сюда, в киевские леса, где мы обитаем и ждем сигнала… Эх, боюсь, что сигнала этого может не быть вовсе. Ну, на сегодня хватит! Пойду проверю караулы, а вы спите. Спокойной ночи!

— И вам того же, атаман!

Когда Андрей проснулся, в землянке никого не было. У входа на чурбаке сидел Хома и точил на бруске кинжал. Увидев Андрея, он вскочил, лихо бросил кинжал в ножны и приложил руку к картузу.

— Здравия желаю, пан сотник! Как отдохнули?

— Спасибо, хорошо. А где атаман?

— Уехал чуть свет — вернется к обеду. Сказал, чтобы вы пока знакомились с лагерем. Что-то не в себе он. Серый какой-то с лица, будто постарел за одну ночь.

Андрей промолчал…

— Вот полотенце, пан сотник, идите к ручью, умойтесь, — продолжал адъютант атамана. — А я сейчас приготовлю завтракать.

Полдня Андрей бродил по лагерю. Оборудован он был совсем недавно, но со знанием дела, что делало честь атаману, штатскому человеку. Землянки построены добротно, за ними в лесу повсюду были вырыты и замаскированы окопы и пулеметные гнезда, где виднелись тупые рыла «максимов».

Он шел между землянками, поглядывая вокруг, и никто из встречных бандитов не остановил его, не заговорил. Он сам начал беседу с одним из них, возрастом постарше. Тот мял в ладони пальцем землю, смачно нюхал ее и снова мял, шевеля губами.

— Золото нашел? — шутливо спросил Андрей.

— Эка, золото, — возразил тот. — Что нам золото, мужикам? Нам землица нужна, да чтоб своя и чтоб хозяевать на ней.

Бросил смятый комок.

— Не та землица, одно слово — лесная, не домашняя. Дух не тот.

— Без навозу, — усмехнулся Андрей.

— Во-во, без навозу, — вздохнул мужик, не отвечая на усмешку.

— Экий вы, селяне, народ, — изображая раздражение, проговорил Андрей. — Вас к идее зовут, а вы все за конский хвост цепляетесь.

Собеседник не ответил. Зато подал голос другой, помоложе, но, видать, посмелее.

— Ты нас, хороший человек, не срами. Мы свою службу несем? Несем. Только ведь не за войну мы воюем, а чтобы справедливая жизнь пошла, мужицкая. Вот посадим головного атамана в Киеве. Пошибает он большевиков, отдаст нам землю снова, разверстку эту отменит — вот и будет идея и нам, и тебе.

Все, кто был поближе, прислушивались к беседе и, как казалось Андрею, одобрили слова парня. А тот продолжал:

— Ты вон к той землянке иди, там вояки Мишки Кривого. Вот они тебя хорошо послухают. И чего их батька Юрко в отряд принял?

Молча отошел Андрей, едва сдержавшись, чтобы не вразумить слушавших: «Темнота! Не большевики ли вам землю дали? Не большевики ли уж три месяца как разверстку отменили и амнистию объявили?» Вовремя сдержался. Он уже понял — и показала ему это совсем неожиданно ночная беседа с Мордалевичем, — что агитация «наоборот» действует часто лучше, чем прямая.