Гнездо Феникса - [59]

– Табу! – провозгласил Биссонет и поднял палец.

– Чужие ищут ответов, – сказал Тьмеон. – Они домогаются запретного знания. Какой в том прок? Разве от этого прояснится их ум? Нет, он будет занят суетными мыслями, отравлен Ложнотьмой и в решающий момент не обретет полной силы. Сила ума – в его свободе. А его свобода – в ясности. Таков Истиносвет. Думай о том, что видишь, а не о том, что видел когда-то. Скрытое от глаз не существует. Скрытое во временах не существует вдвойне. Таков Истиносвет.

– Нет, это не табу, – сказал Биссонет. – Это философия. Примитивный солипсизм.

– Почему же такое знание запретно? – спросил Кратов.

– Оно не запретно. Никто не может запретить другому знать. Но каждый должен запретить самому себе путь мыслей, ведущий в тупик. То, что не видно – тупик, Ложнотьма. То, что прошло, – тупик вдвойне, Ложномрак.

– Значит ли это, что для Аафемт не существует прошлого?

– Это так.

– Но существует ли для вас будущее?

– Чем прошлое отличается от будущего? Посмотри на эту лестницу. Ее спираль замкнута и бесконечна. Можно идти в любом направлении сколько хватит дыхания. Но ты всегда придешь в то место, откуда начал свой путь. Или же никогда и никуда не придешь. Чем дорога наверх отличается от дороги вниз? Ничем, ибо ступени одинаковы.

– Идя наверх, я могу достичь дневного света.

– Это иллюзия. Быть может, ты достигнешь его опустившись до самого низу.

Кратов помолчал. В этот момент ему показалось, что он и в самом деле не помнит уже, откуда и куда они идут. И уж совершенно точно не знает, для чего они это затеяли.

– И все же прошлое существует, – сказал он. – Тьмеону открыт Истиносвет. Но кто-то однажды произнес перед ним первое слово истины. Тьмеон знает древний язык, иначе мы не могли бы понимать друг друга. Но кто-то научил его этому языку и всем прочим языкам этого мира! И тот, кто сделал это, должен был знать эти языки, а путь его озарен был Истиносветом. Так образуется цепь от прошлого к настоящему. И Тьмеон способен продолжить ее в будущее, передав луч Истиносвета другому Видящему Внутрь, который еще не рожден.

– Это не так, – сказал Аафемт. – Тьмеон узнал все языки, едва только был рожден. Истиносвет пришел к нему еще в утробе. Поэтому он и зовется Видящий Внутрь.

– Непонятно, – сказал Кратов.

– Мне тоже, – признался Биссонет. – Передача знаний в виде наследуемых инстинктов или что-нибудь в этом роде. В прежних отчетах миссии Дилайта такое не упоминалось. Впрочем, там многое не упоминалось. К примеру, опущен полностью институт продолжения рода… Не обращайте внимания.

– Постараюсь, – сказал Кратов без особой уверенности и снова повернулся к Тьмеону. – Я хочу объяснить тебе. Ты отрицаешь память. Но это не в твоих силах. Мир таков, что он непознаваем в беспамятстве. Всего лишь однажды придя в одно и то же место, ты неизбежно унесешь с собой его образ. И, удалившись от него на любое расстояние, сможешь воспроизвести когда-то виденное перед своим мысленным взором. Вернувшись туда спустя продолжительное время, ты найдешь его прежним…

– Что меня сильнее всего гнетет, – проворчал Биссонет, – так это скудость вашего словарного запаса.

– Но так не бывает, – возразил Кратову Тьмеон. – Не существует ничего, что бы не менялось. Какой же смысл в том, чтобы хранить невозвратимое?

– Меняется человек, – сказал Кратов терпеливо. – Но не настолько быстро, чтобы не сохранить его образ в памяти. Меняется растение, из семени преображаясь в цветок. Меняется зверь с каждой линькой. Меняются даже камни, даже горы, но человеку не под силу увидеть эти изменения, если только не вмешаются высшие силы. Разве это не Истиносвет?

– Это Ложносумерки. Горы меняются тогда, когда захочет Видящий Внутрь. Для того ему и дан разум. А не для того, чтобы наполнять его сверкающие пространства ненужным хламом. Таков Истиносвет.

– Он рассуждает в точности как наши астрархи, – хихикнул Биссонет. – Те тоже верят в свое высшее предназначение опрокидывать с ног на голову все устоявшееся. Но не вздумайте приводить ему эту аналогию!

– Тьмеон говорит туманно, – сказал Кратов. – Видящий Внутрь не может захотеть изменить гору. То есть, разумеется, захотеть он может, но гора вряд ли подчинится его воле.

– Гора подчинится, – произнес Тьмеон высокомерно. – Я прикажу, и она починится.

– Как, как ты ей прикажешь?!

– Это несложно. Нужно только, чтобы здесь собрались несколько Видящих Внутрь и думали об одном. О том, чтобы сдвинуть гору. Или обрушить ее. Или стереть ее в прах.

– И что дальше?

– А дальше будет то, о чем они думают. Может быть, это случится не сразу. Если же поблизости окажется один из Мерцальников, это произойдет немедленно…

– Внимание, – сказал Биссонет, подобравшись. – Внимание, Кратов. ОЧЕНЬ ВАЖНО! Тяните из него все до конца.

– Кто такие Мерцальники? – напористо спросил Кратов.

Тьмеон прикрыл глаза.

– Это мы, – сказал он торжественно. – Какими мы становимся после утраты телесной оболочки. Наше имаго.

– Отчет Хофмана-Элула, – быстро сказал Биссонет. – Верования Аафемт о посмертном воплощении. Продолжайте, Кратов!

– Ты покажешь нам Мерцальника? – спросил Кратов.

После продолжительной паузы Тьмеон сказал: