Гнездо аиста - [53]

— Заткнись!.. Я пошел, — повторил Гунар и зашагал по тропе.

В это время к ним подошел лесник, и Штенко стал пояснять ему:

— Вот тут пробежал. Боже ты мой! Вы только посмотрите, какие выкрутасы он выделывал!

— Черт возьми! Это же тот самый матерый вепрь… — Лесник расстроенно глядел на следы.

Услышав слова лесника, Гунар остановился.

— И такая зверюга ускользнула от нас… — с досадой заметил он и спросил: — А где молодой Копчик? Ведь у него было ружье. И он мог пойти за нами.

— Мог, — сказал Олеяр, стряхивая снег с шапки и плеч.

— Это уж не твоя забота, Пишта, — сказал лесник. — Я поставил его у Спалениска. Кто-то должен был прикрывать фланг. Ведь у нас мало ружей.

— Надо же, упустить такого зверя! — ворчал Гунар.

Гойдич продолжал стоять, вперив взгляд в землю. Он был взволнован. Два ряда глубоких следов терялись в кустарнике и зарослях сухого бурьяна.

Мало ружей? А ведь можно было взять на охоту Бриндзака — тот не раз предлагал составить компанию, подумал он и вздрогнул. Нет, только не его… Нет. Бриндзака ты с собой брать не стал бы. Вот и расплачивайся. Кабан этот был у тебя на мушке, мчался навстречу собственной гибели. И может быть, именно потому, что не было Бриндзака, зверь и ускользнул, а мы все остались с носом… Загонщики злятся и смотрят на тебя голодными глазами. Еще бы! Ты же пообещал каждому добрый кус мяса, если уложишь кабана…

Гойдич отвел наконец взгляд от следов и осмотрелся. Загонщики, сбившись в кучу, стояли рядом с трещотками, палками, топорами.

Гойдич достал из кармана пальто фляжку. Наливая стопочку, он с трудом заставил себя улыбнуться.

— Я уже давно держу этого вепря на примете. И был уверен, что сегодня-то с ним расквитаюсь, — сокрушался лесник.

— Да-а, нам здорово не повезло… — сказал Штенко, почтительно поглядывая на фляжку. — Такое не часто случается…

— А я уже видел его мертвым, — сказал Гойдич. — Ночью мне приснилось, что я уложил кабана. Отчетливо помню даже, как проводил рукой по его жесткой щетине.

— Вы, должно быть, не с женой спали! — прищурив глаза, ухмыльнулся Штенко.

— А ну-ка попридержи язык! — понизив голос, одернул его лесник и скользнул взглядом по лицу Гойдича.

Остальные переглянулись, заулыбались.

— Как ты сказал? Я не с женой спал? Ах ты шалопут! Раз так, не получишь от меня ни капли! — добродушно отшутился Гойдич.

— Правильно, — сказал Гунар. — Да ведь он и сам мог трахнуть того кабана топором. Кабан либо сразу свалился бы, либо мы его добили бы.

— Тогда беру свои слова обратно, — сказал Штенко и облизнулся. — Да, черт возьми, беру обратно! Такая водка, как у товарища секретаря… — Он повернулся к Гунару, который, утерев рот, отдал Гойдичу стопку: — Не то что твоя! После твоего домашнего ликера кажется, будто сосновую шишку проглотил.

Штенко потянулся к стопке, и Гойдич наполнил ее.

— На, пей, раз взял свои слова обратно!

— Ну, следующий от нас не убежит. Такое невезенье дважды не повторяется, — сказал Штенко и, причмокнув, выпил.

— Надо же, ни одного выстрела не сделали!.. А там осталось что-нибудь? — покосившись на фляжку, спросил Гунар.

На тропе, из-за поворота, показались Сойка и Павел, оба с ружьями за спиной. Гунар, прищурив глаза, оглядел обоих.

Обернулся к ним и Гойдич. Всего четыре ружья, подумал он. Но еще есть надежда…

Мороз и резкий ветер словно иглами покалывали ему лицо. Ноги и руки совсем окоченели. Холод вдруг нагнал на Гойдича уныние. Ох, чует мое сердце, ничего уже сегодня с охотой не выйдет, подумал он.

— Теперь мы пойдем к Сивой Студне, — сказал лесник.

Гойдич протянул фляжку Сойке, и тот одним махом выпил все, что в ней оставалось.

— Мать честная! Хороша водочка, да побольше бы ее! Стужа-то ведь лютая! Ну-ка, Гунар, возьми у товарища секретаря ружье! — решительно распорядился Сойка.

— Не надо! — запротестовал, рассердившись, Гойдич.

Он еще раз обвел долгим взглядом залитую солнцем, искрящуюся белую поляну и полосу густых лесопосадок, где скрылся зверь.

2

Один выстрел в тот день все же был сделан — Сойкой. Убитая им лисица лежала в сенях дома лесника, а сам Сойка бодро уплетал гуляш. Настроение у него было отменное. Когда загонщики собрались идти в корчму, он сунул руку в карман.

— Возьмите! Будет вам еще на пол-литра!

Сколько же ты им дал? — думал Гойдич. Нет, давать ты наверняка не умеешь. А может, умеешь? Быстро же ты этому научился. Жаль, что я не стал сегодня героем. Чертов кабан, почему же ты улизнул от меня? Вот дьявольское невезенье! — досадовал он.

Гойдич тоже ел с аппетитом. Гуляш из мяса косули с винным соусом был просто объеденье. Он вылавливал в соусе ягодки можжевельника и, наколов их вместе с кучками мяса на вилку, с наслаждением отправлял в рот.

У жены лесника, которая накрывала на стол и подавала им еду, лицо раскраснелось, а глаза сияли от счастья и гордости. Радостно смущенная, предупредительная, улыбающаяся, она ставила на стол миску с гуляшом, хлеб, тарелку с колбасой, пододвигала рюмки. Каждое ее движение говорило, как дорожит она тем, что у нее такие гости. Она отдала бы им и последнее…

Гойдич медленно отодвинул тарелку. Он вдруг почувствовал усталость. Его, видно, разморило в тепле после чистого морозного воздуха и сытной еды. У него слипались глаза, он щурился и, смущенно улыбаясь, оглядывал горницу.