Гнездо аиста - [45]

— А помните, как Хаба послал за паленкой, когда у нас провалилась крыша?! — спросил Демко. — Но эти люди…

— Получили хороший урок, — перебил его Канадец, скручивая цигарку. — Чей теперь черед?

— Теперь уже ничей, — сказал отец. — Даю руку на отсечение — теперь они образумятся. У них еще есть для этого немного времени. Шугай сейчас объявит, что заявления будем принимать до восьми вечера.

— Но эти люди, — снова заговорил Демко, — они же знали, что должны будут вступить…

— Вот и благословила нас «весна»! — крикнул кто-то из толпившихся у ворот.

Павел опустил глаза, успев заметить, что Канадец обернулся к ним, и они стали быстро расходиться.

Только Илона все еще стояла поодаль. Одна, всеми покинутая. Потом и она тоже торопливо зашагала к своему дому.

Отец что-то говорил Павлу, но он не улавливал ни слова, ни их смысла. Вдруг Павел с досадой заметил, что его всего трясет. Он торопливо закурил сигарету и, резко повернувшись, пошел прочь.

Он брел по раскисшей площади, ноги его разъезжались. Воздух пропитался запахом гниющей листвы, вызывающим у него неприятный привкус во рту. Он брел в густом тумане, а ему казалось, что он идет по открытому месту и за ним отовсюду следят тысячи глаз.

Со стороны костела послышались гулкие удары барабана. Это приближался старик Шугай.

А на самой площади вдруг мягко зарокотал мотор автомашины. Но тотчас же его рокот перекрыли хриплые звуки громкоговорителей, передававших бодрый марш. Проезжавшая агитационная машина чуть не оглушила Павла, и он бросился было бежать. Но тут же остановился, в замешательстве поглядел на кнут, который сжимал в руке, и, громко чертыхнувшись, помчался обратно к груженной кукурузой телеге и лошадям, брошенным им посреди деревни.

— Но! Но! — крикнул он, погоняя лошадей, и яростно хлестнул их кнутом.

8

Когда Илона вбежала в горницу, там был только дед. Она кинулась к нему на шею и расплакалась. Он уже знал, что произошло, и, стараясь успокоить внучку, ласково поглаживал ее по голове заскорузлой ладонью.

— Ах ты непутевая! И в кого ты уродилась? Что это тебе взбрело в голову?

Илона соскользнула на скамейку, где сидел дед, и закрыла лицо руками.

Ненавижу их. Всех их ненавижу… — терзаясь, думала она.

Врут они… Врут и лицемерят. Как вчера с этим сахаром. Нет у нас, видите ли, сахара. Мать чуть слезу не пустила. И все для того, чтобы те двое думали, что нам нечего есть? Но почему?..

А как они вчера со старухой Хабовой шушукались?! Это, мол, засунем сюда, а это — туда, чтобы никто не знал… Зерно Хабы отец спрятал в яме под дровами. Главное, чтоб никто не знал! Анну променяли на две телки, а теперь ишачат на них, душу им свою продали… У нас нет сахара, а у Хабы нет молока! Мне надо было бы все из их кладовой вынести во двор!

На Илону вдруг навалилась страшная усталость. Она присела на табуретку у печки, свернулась в клубочек, положив лицо на колени, и закрыла глаза.

Что теперь будет? Она даже представить себе этого не могла.

В горницу вошли — нет, ворвались — отец и мать.

— Она здесь? Ну, проклятая девка!.. — заорал отец.

— Ты что, спятила? Матерь божья, что ты натворила?! — Сиплый голос матери сорвался. Она сжала костлявыми пальцами плечи Илоны и стала трясти ее. Илону обжигало ее горячее дыхание. — Погубила ты нас… Какой дьявол, какой антихрист подбил тебя на это!..

Бернарда Олеярова весь день не вставала с постели. Она дремала, когда ее разбудил стук в окно, от которого задребезжали стекла. Она приподнялась, села на кровати и увидела за окном Гунарку, которая принялась вопить не своим голосом. От нее Олеярова и узнала, что происходит во дворе у Хабов. Забыв о своей болезни, она соскочила с постели, накинула на себя шерстяной платок и выбежала на улицу. Ее всю трясло, она едва переводила дыханье и при мысли об Анне обливалась холодным потом. А Илона?.. Нет, это невозможно. Бернарда не могла этого понять, отказывалась верить.

Когда она добежала до Хабов, там все уже было кончено. Эмиль Матух плюнул ей под ноги. О господи, матерь божья! Что же это такое происходит? Неужто светопреставление началось? Она даже не отважилась зайти к Хабам, готова была провалиться сквозь землю от стыда. Возвращаясь домой, встретила мужа.

— Что ты с ней сделаешь? Что? — прохрипела она.

И вот теперь отец стоял перед Илоной, широко расставив ноги, и молча глядел, как со трясет мать. Он был в бешенстве. Вырвав вдруг дочь из рук жены, он размахнулся и что есть силы ударил ее по лицу. От его удара Илона пролетела через всю горницу и стукнулась головой о спинку кровати.

— Перестань! — услышала Илона окрик деда. — Ты что, убить ее хочешь? Этим уже ничего не исправишь! Ничего, слышишь?!

Дедушка…

Илона затаила дыхание — ждала следующего удара. Лицо ее пылало, но еще больший жар жег ее изнутри. Она медленно повернулась. Все трое стояли неподвижно прямо перед нею и смотрели на нее. И вдруг Илоне показалось, что это не живые люди, а три вырезанные из дерева фигуры, что жизнь замерла и они так и останутся стоять тут навеки.

— Змея! Проклятая змея! — снова заорал отец, впившись в Илону взглядом, полным ненависти. — Как я теперь покажусь на глаза людям? Порядочным людям?