Я и сам не понимал, зачем ввязался в эту бредовую дискуссию. Впрочем, я всегда готов поспорить на отвлеченные темы с заинтересованным собеседником, разыгрывая из себя компетентного специалиста по всем вселенским проблемам.
— Вот и я хочу жить неизмеримо дольше! — тоном капризного ребенка заявил Таонкрахт. — Но если ты думаешь, что в обмен на эту услугу я собираюсь предложить тебе всего одну душу, ты ошибаешься. У меня несколько сотен слуг. Они — законченные болваны, но у них имеются души, я не сомневаюсь… И еще у меня есть жена и три сына, тоже законченные болваны, но их души — души самых родовитых альганцев. Если мы договоримся, ты получишь все! А в обмен на это я хочу не только продлить свою жизнь, но и увеличить свое могущество. Оно и без того велико, но мне хочется большего. — Он огляделся по сторонам, приблизил губы к моему уху и драматическим шепотом сообщил: — Я — Великий Рандан Альгана, но мир велик, и мне надоело повелевать столь малой его частью!
«Ну да, все как у людей, — устало подумал я. — И как, интересно, получается, что такие примитивные ребята достигают блестящих успехов в прикладной магии?! Понять, что все суета сует и томление духа у него ума не хватает, зато наворожить с три короба, чтобы заполучить меня в свой камин, — всегда пожалуйста!»
Мне снова стало жаль себя, но я взял себя в руки и успокоился. Спокойствие вышло тяжелое, равнодушное, безрадостное, но это настроение было наилучшим из возможных вариантов.
Сейчас мне требовалось не сердцем трепетать, а выработать стратегию поведения. Пучеглазый Рандан ждал от меня совершенно немыслимых чудес, совершить которые я был не способен. В то же время он ни на йоту не сомневался в моем могуществе, и это давало мне некоторые преимущества. Оставалось понять, смогу ли я убедить его отправить меня обратно домой — например, под тем предлогом, что мне требуется взять там бланки приходных ордеров, необходимых для оптовой закупки такого количества высококачественных душ…
— Ты сделаешь это для меня, Маггот? — с надеждой спросил Таонкрахт. — Знаю, я прошу о многом, но твой пламенный взор свидетельствует, что тебе под силу и не такое…
«Мой пламенный взор свидетельствует о том, что я хочу набить тебе морду, — устало подумал я, — и еще о том, что у меня со страшной скоростью едет крыша — эх ты, провидец хренов!» Но вслух я этого говорить не стал: мой новый приятель Таонкрахт производил впечатление опытного драчуна, а у меня никогда не было таланта к рукопашному бою.
— Я обдумаю твою просьбу, — сказал я Таонкрахту. И ехидно добавил: — Боюсь, ты что-то напутал, когда читал свое заклинание.
— Почему ты так говоришь? — встревожился он.
— Потому что я не испытываю никакого желания тебе помогать, — объяснил я. — А когда я не испытываю желания что-то сделать, я этого не делаю.
— Да, я мог ошибиться, — сокрушенно признал Таонкрахт. Он так разволновался, что отхлебнул добрый глоток своего пойла прямо из кувшина. — Я перебрал столько древних заклинаний в надежде найти среди них действенное… Скажи, я могу как-то вернуть себе твое расположение?
Его слуги тем временем вернулись, поставили на стол несколько сосудов с водой и, глупо ухмыляясь, полезли обратно под стол, в соответствии с требованиями дворцового этикета.
Я наполнил горячей водой здоровенную пиалу и сделал осторожный глоток. Если закрыть глаза и напрячь воображение, вполне можно внушить себе, что пьешь очень слабый несладкий чай — все лучше, чем ничего!
— Так что я могу сделать, чтобы ты проникся желанием выполнить мою просьбу? — настойчиво спрашивал Таонкрахт. — Неужели тебя не прельщают души моих слуг?
— Маловато будет! — ухмыльнулся я. — Какая-то пара сотен — нашел чем удивить!
— Я могу добыть больше! — Таонкрахт снова приложился к «сибельтуунгскому черному», звучно рыгнул и пообещал: — Сделаем! Мои соседи меня боятся. Если я потребую, чтобы они…
— А это кто такой? — перебил я его.
В зал вошло совершенно невероятное существо. Представьте себе человека, одетого в своеобразную паранджу до колен, сшитую из толстого войлока, этакий серый холм на худых ногах, обутых в матерчатые сапоги, с сумрачно-серьезным лицом, выглядывающим из овального отверстия в соответствующем месте.
— Здесь никого нет, — Таонкрахт огляделся по сторонам. — Тебе примерещилось, — решил он.
— Ничего себе — примерещилось! — возмутился я.
Меньше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы этот живой холмик оказался галлюцинацией. То, что мне волей-неволей приходилось принимать в качестве реальности, было способно свести с ума и без дополнительных наваждений. Я ткнул пальцем в сторону войлочного незнакомца и спросил:
— А это что за палатка на ножках?
Услышав меня, диковинный экспонат поспешно ретировался, а Таонкрахт непонимающе уставился на меня.
— Что ты имеешь в виду? Я никого не видел… А как он выглядел — тот, кого ты увидел?
— Я же говорю — палатка на ножках… Такой серый войлочный холм с дыркой, из которой выглядывала чья-то любопытная рожа.
— Да ведь это был Габара! — Таонкрахт смотрел на меня с суеверным ужасом. — И ты его увидел! Ты воистину всемогущее существо!
