Гнев терпеливого человека - [34]

Несколько долгих десятков секунд и Николай, и все они не были уверены. Потом командир американской группы сделал то, что от него ожидалось. Закончив короткий доклад о произошедшем и не получив никакого нового повода к активным действиям, он решил сам проверить, кто там на опушке такой наглый, что докладывает об их появлении. Что там за лесная белочка такая. Саперы получили приказ отложить ремонт мостика «до выяснения», половина его группы во главе с наводчиком смертоносного ствола на крыше – удвоить бдительность, и все такое. Можно быть уверенным на 99 %, что уже далеко ушедшие машины досмотровой группы получили распоряжение вышестоящего командира вернуться и приготовиться оказывать помощь, действовать по обстоятельствам и все такое прочее. Сам же он со второй половиной своей группы, помявшись, все же отправился в лес. Если бы оттуда был дан хоть один выстрел, тактика действий пехотинцев точно была бы совершенно другой. Но невысоко поднявшаяся над дорогой на дымном столбике одиночная свистулька выглядела больно уж странно.

Командир разведвзвода дал храбрецам несколько минут. За это время их камуфлированные спины исчезли из виду. Было совершенно правильным, что оставшиеся на дороге бойцы заняли круговую оборону возле своих машин: саперы у «летучки», пехота у «Хамви». Половина направила стволы своего оружия в ту же сторону, куда ушли их товарищи, – самое главное, что среди них был и наводчик автоматического страшилища. Вторая половина – это было уже не так страшно.

Без команды, просто поняв, что пришло нужное время, Николай прикоснулся мушкой к чужому силуэту. Ровно в этот момент второй номер расчета их единственного пулемета поднял голову и руки и сдернул лохматый, покрытый серыми тканевыми лоскутами чехол со ствола РПК-74[9]. Тот был установлен всего в четырех десятках метров от моста, в глубине леса – это минимальная дистанция, на которой замаскированная позиция пулемета не обнаруживалась в первую же минуту наблюдения. Николай давно держал палец на спуске: он не увидел, не услышал, а почувствовал, как впереди сразу несколько человек изо всех сих набрали в легкие воздуха, чтобы закричать. РПК выдал прицельную очередь: длиннющую, почти на полный магазин. Она вошла точно в спину наводчика пушки на крыше «Хамви», а затем, опустившись, в правые боковые стекла машины, в оба разделенных средней стойкой элемента. Несмотря на малую массу пули, на такой смешной дистанции РПК пробивал бронестекло, как папиросную бумагу. Вспышку кровяной взвеси внутри переднего отсека «Хамви» было видно даже ему, не отрывающему взгляда от терзаемой попаданиями половины фигуры на крыше машины. Это был самый главный момент – если бы все четыре ствола, которые били в этого парня, промахнулись, тот урезал бы шансы разведгруппы на выживание и выполнение задачи втрое за первые же несколько секунд. Даже шофера бронированной машины убить было не так важно.

Первый из спешившихся пехотинцев уже полег, но остальные кувыркнулись так, как не кувыркаются акробаты в цирке или гимнасты на олимпийском манеже. Один ушел в противоположный кювет, другой – под колеса бронемашины. Этого изрешетили в несколько стволов, едва он только успел дать первую неприцельную очередь. Но с остальными, включая саперов, пришлось возиться непозволительно долго. Первые секунды обмена огнем не дали явного результата. Уцелевшие пехотинцы и совершенно не пострадавшие саперы зло и умело огрызались и едва не накрыли пытающихся обойти их ребят разрывом одной из своих гранат. Одного, в дальнем кювете, вроде бы ранили, но даже он все еще продолжал драться. Время уходило, и все становилось совсем уж нехорошо. Нужно было или начинать действовать по всем армейским правилам: с обходом, с гранатометчиками, с огнем на подавление и так далее – или отходить. Было совершенно очевидно, что предпримет командир разведвзвода: они работали вместе так давно, что отлично чувствовали его мнение о ситуации.

Пулемет дострелял сорокапатронный магазин, прикрыв очередную отходящую пару. Расчету приходилось туго: на средних дистанциях огневая производительность РПК вполне компенсировалась лучшей меткостью американских штурмовых винтовок. Николай заставил себя остановиться, развернуться. Затем, с большим усилием, принять положение для стрельбы с колена. Магазин «калашникова» он расстрелял скупыми, конкретными очередями, дважды поменяв позицию на пару метров в одну и другую стороны. Он слышал, как сзади и сбоку кто-то сдавленно, с болью матерится – значит, раненый. Но его огонь был сейчас важнее, чем жгут и индпакет, поэтому он продолжал стрелять, пока мог. Остроконечные пули рикошетили в разные стороны от веток, застилающих директрису стрельбы как кисеей, – это был известный недостаток отечественных малокалиберных стрелковых систем. Но прицельный огонь есть огонь: сколько-то пуль долетало до врагов и заставляло пригибаться, и опускать глаза, и сбивало им прицел. Потом прикрыли его самого, и Николай рывком разорвал дистанцию. Захлебываясь воздухом, выполнил пару привычных зигзагов. С размаху рухнул на хвою – так, что вышибло дух; дрожащими пальцами перезарядил оружие. Патронов еще хватало, а бой, очевидно, заканчивался. Похоже, боевая ничья. Сейчас будет видно.