Гнев Неба - [72]

– Поверьте, поручик, Андрей Иннокентьевич не так прост, как кажется. Я уверен, что он сможет быть вам полезен при штурме.

Вспыльчивый Станкевич хотел было спросить чем? Но полковник, будто не заметив попытки перебить его, продолжил:

– Достаточно сказать, что он награждён Золотым оружием. И вообще это моя личная просьба, уж не откажите.

Станкевич с удивлением оглянулся на невозмутимо стоящего рядом гражданского «франта». И непонятно было, что его больше удивило: то, что этот молодой человек награжден «клюквой»[60] – очень уважаемой в армейских кругах наградой, или тем, что за него ходатайствует сам полковник Вогак.

Глава 48

За сутки до этого.

Капитан первого ранга Добровольский, которому командование поручило взять китайскую импань, тяжело вздохнул:

– Андрей Иннокентьевич, это же сущая авантюра! Да, я получил приказ взять штурмом крепость Дагу! Да, я понимаю, что суммарное количество стволов её фортов насчитывает сто семьдесят семь орудий, из которых, по вашим же словам, семнадцать – новёхонькие шести- и восьмидюймовые Круппы…

– И Армстронги, – невозмутимо поправил его собеседник.

– Хрен редьки не слаще, – отмахнулся Добровольский. – Я говорю о том, что любое наше судно, которое встанет против стен Северо-Западного форта для прямого выстрела, немедленно окажется подарочной мишенью для Северо-Западного и Северного фортов. И сколько снарядов они успеют мне влупить в борт, я не знаю. Зато точно могу утверждать, что двух-трёх попаданий ниже ватерлинии моего «Бобра» будет достаточно, чтобы он осел в Хэйхэ по верхнюю палубу.

– Если вы не вскроете бастионную галерею Северо-Западного форта, то десанту в крепость не попасть, – возразил Андрей.

– Но, чтобы пробить трёхметровую кирпичную стену и земляную насыпь, да так, чтобы снаряд разорвался в вашей галерее, а не «погас» в толще земляного вала, мне нужно выставить «Бобра» строго перпендикулярно стене форта. Единственное мое шестидюймовое орудие, которое может сделать такой выстрел, расположено вдоль оси корабля. А если я разверну судно поперёк реки, то все остальные мои орудия станут бесполезны. Мы не сможем вести из них огонь, угла доворота башен не хватит. Останутся только две носовые малокалиберные пушки и пулемёт Гатлинга. Что, как вы понимаете, для форта равносильно укусу блохи.

– Значит, нужно атаковать двумя кораблями, – предложил Андрей.

– А вы думаете, у меня их десяток? Да всё, чем я располагаю на этой стороне бара, легко посчитать на пальцах двух рук. Из двенадцати кораблей только семь имеют на вооружении шестидюймовки. Да что там говорить! – разгорячился Добровольский. – У меня на всех двенадцати кораблях всего сорок три орудия и пять пулемётов. Ладно, предположим, я вскрыл вашу галерею, но пока штурмовая группа доберётся до пролома, китайцы сто раз очухаются и смогут организовать отпор.

– Возможно, – согласился Андрей. – Но если вы согласитесь с моим планом, то всё может повернуться иначе. Смотрите! Я с отрядом добровольцев, человек в сто пятьдесят, буду находиться в непосредственной близости от ворот галереи.

– Непосредственная близость – это сколько?

– Метров тридцать, максимум сорок, – ответил Андрей.

– Да вы что, издеваетесь надо мной?! – взвился Добровольский. – Разлёт снарядов у главного калибра канонерок больше двадцати метров.

– Так это на море, – примирительным тоном ответил Андрей. – Вы же будете вести огонь на реке, практически в штиль, с расстояния максимум двести-триста метров.

– Ну, да, – согласился моряк, – с разлётом снарядов я погорячился, но тридцать метров… – Он покачал он головой. – Очень близко. А если я вместо китайской галереи попаду в вашу группу?

– Значит – такова моя судьба, – пожал плечами Андрей и, усмехнувшись, добавил: – Не поверю, что на лучшей канонерке Тихоокеанской эскадры на главном калибре сидит косоглазый лопух.

– Тьфу на вас, Андрей Иннокентьевич, – рассмеялся Добровольский. – Мой комендор[61] на главном, что зоркий сокол, да и начальник артиллерии – умелец, каких поискать. – Добровольский закурил. – Ох и отчаянный вы человек, – вздохнул он. – А это правда, что вы награждены «клюквой» и Анной с мечами?

– Правда, – просто ответил Андрей. – Разве это имеет значение?

– Имеет, – ответил Добровольский. – Пусть мой комендор знает, кто сидит под стеной форта, в то время пока он целится в ворота.

– И как это ему поможет? – заинтересовался Андрей.

– О, будьте уверены – поможет! Я ему расскажу, кто натянет ему глаз на то место, на котором он обычно сидит.

Шутка разрядила обстановку.

– А если серьёзно, Андрей Иннокентьевич, если бы не личный приказ вице-адмирала Гильдебрандта и просьба весьма мной уважаемого полковника Вогака, – Добровольский затянулся, – я бы не согласился ставить успех всей операции в зависимость от никому не известной, расположенной непонятно где китайской бастионной галереи. Полагаюсь исключительно на ваши слова и заслуги перед государем. Кстати, чуть не забыл, полковник Вогак передал для вас письмо. Я хотел передать его вам перед совещанием, да закрутился.

Андрей вскрыл конверт.

«Милый Андрей! Только в разлуке поняла, насколько ты мне близок и дорог. Моя душа рвётся к тебе, и желание обнять настолько огромно, что не хватает слов выразить. И я обнимаю тебя, обнимаю всем сердцем, на расстоянии, нежно, тепло и чувствую твоё дыхание… Прошу тебя, береги себя. Жду твоего возвращения. Твоя Марина.»