Гнев Гефеста - [23]

— Повод не столь значительный, — снова усмехнулась она, — но… все равно повод.

Усмешка озадачила Измайлова: не дурачит ли она его?.. И все-таки согласилась пойти к нему… Нет, просто у нее выработалась такая привычка все иронизировать…

Он выпил, она лишь пригубила. Отрезала ломтик яблока и лениво стала жевать.

— Я слушаю тебя.

— Хорошо. — Он налил себе еще. Выпил. Голова зашумела сильнее, но решительности прибавилось: чего он, собственно, теряет? Ничего. Да и не из тех она женщин, перед которыми стоит разыгрывать комедию: ходит на танцы, пошла вот к нему на квартиру. — Я люблю тебя, Вита! — выпалил он горячо и проникновенно.

Брови ее чуть изогнулись и тут же распрямились. Она сделала еще глоток.

— Может, не надо?

— Что «не надо»? — не понял он.

— Про любовь не надо, — пояснила она. И еще отхлебнула. — Не от тебя первого слышу я эти слова, а что это такое? — Она пожала плечами. — Может, ты объяснишь?

Он подумал и помотал головой. Действительно, а что такое любовь? Да, Вита нравится ему, как не нравилась еще ни одна женщина. Но ведь нравились ему и другие. И в школе, и в институте, и в академии, пока не встретилась Галина. Тогда ему показалось, что лучше Гали нет, и он сделал ей предложение. А, оказывается, есть…

На кухне зашипело — закипела вода в кофейнике. Он сходил, засыпал кофе, выключил газ.

— Вот видишь, даже ты, маг и волшебник, умеющий по черным снимкам читать людские судьбы, не знаешь, что это, — насмешливо сказала она.

— Любовь не надо объяснять, ее надо чувствовать, — попытался он выкрутиться. — Неужели ты никого не любила?

Она пожала плечами.

— Нет.

— А Батуров? — удивился он ее откровенности.

— Батуров, — повторила она с каким-то придыханием, похожим на вздох, и в глазах ее, кажется, исчезли смешинки. — Андрей хороший, добрый человек…

Она остановилась, чего-то недоговорив. Он решил ей помочь:

— Но выпивоха?

— Верно, — кивнула она. — Был… Продолжай, я рассчитывала кое-что узнать о нем.

— Потому и согласилась пойти ко мне? — напугался он.

— Ну… — неопределенно пожала она плечами. — Итак, был выпивохой…

— Хороший испытатель, — подчинился он ей. — Никогда не болел и никаких трещинок ни в одном позвонке не имел. Остальное ты, наверное, знаешь лучше меня. — Он долил ее рюмку и наполнил свою. — Давай лучше выпьем за него.

Она снова только пригубила.

— Что ты имеешь в виду? Что, он был женат?

— Да. — Его начинала злить ее дотошность. Зачем она пришла? Чтобы выспрашивать об Андрее, — так уже поздно, — или?.. — И что у него была Оленька, любовница.

— Это я тоже знала.

— И что же ты в нем нашла?

— Он холост, милый доктор. — В ее глазах снова запрыгали чертики, и он не знал, что за всем этим — чертиками, «милый доктор» — кроется. — И он доказал, что любит меня: бросил пить, сделал предложение. А чем ты докажешь, милый доктор, свое заверение?

Она погладила его по лицу, и кровь бурной волной ударила в голову, в грудь, в кончики пальцев. Ему стало жарко, и он встал, рванул с шеи галстук, расстегнул рубашку.

— Что? Все, что ты хочешь. Что в моих силах. — Он нагнулся над ней, обнял за шею с намерением поцеловать. Она тоже встала, высвобождаясь из-под руки.

— А что в твоих силах?

Ее глаза, в которых прыгали чертенята, маленький рот с сочными губами дразнили его и сводили с ума. Голова туманилась, и он никак не мог сосредоточиться. Действительно, что в его силах? Бросить жену и жениться на ней? А работа? Его тут же выгонят из центра… Да и женитьба ли ей нужна? На ум пришли слова старинной, слышанной еще в детстве песенки, и он пропел:

— Будешь ходить ты вся в золоте шитая, спать на лебяжьем пуху.

— О-о! — удивилась она. — Ты даже петь можешь.

Шнурок на блузке то ли ослаб, то ли развязался, и он увидел белую полоску незагорелой груди. Руки сами собой обвили ее талию, губы потянулись к губам. Она, все так же дразняще смеясь, заслонилась от него ладошкой.

— Успокойся. Сядь. — Она чуть потеснила его, и он оказался у дивана.

— Хорошо. Давай посидим вместе на диване. — Он сел, увлекая ее за собой, и почувствовал — что-то мешает. Та самая проклятая Галинина шуба. Вот напасть! Теперь он снова перебросил ее на спинку кресла.

— Весь вечер тебе мешает эта шуба, — засмеялась Вита.

— Всю жизнь! — рявкнул Измайлов. И вдруг его осенило: — А хочешь, я тебе подарю ее? Шикарная шуба, тысяча рэ, еще не ношенная.

— Подари, — просто ответила она.

Он вскочил обрадованный.

— А ну-ка, — взял шубу, накинул ей на плечи. — Примерь.

Вита оделась, подошла к зеркалу. Шуба будто шилась по ней.

— Вот кто настоящий ее хозяин! — воскликнул Измайлов. — И вот кто достоин ее носить!

— А что скажет жена? — насмешливо прищурила глаза Вита.

— Плевать, что она скажет. — Измайлов не хотел об этом думать. — Я покупал шубу. И все равно она ее не носит, бережет. Только сушит каждое лето вот у окна.

В прихожей зазвонил звонок. Сто тысяч чертей! Он совсем забыл, что сквозь стены слышно, как сквозь папиросную бумагу. Кого это еще черти несут? А ноги его то ли от «Камю», то ли от страха одеревенели. Пока он раздумывал, что предпринять, Вита подошла к двери и открыла ее.

В проеме, онемевшая от удивления, с открытым ртом и квадратными глазами замерла соседка, жена подполковника Козловского.